Катерина Терехина: А в душе моей пахнет ромашками… Стихи

Играя с ветром, чуть дыша,
Бежала босиком по снегу,
И разрывалася душа,
Переполняясь сладкой негой.

На выбившихся волосах
Сверкали звездами снежинки,
И в голубых ее глазах
Остался след от темной дымки.

Она бежала вникуда,
Ведомая слепой надеждой,
И полусонные снега
Кружились под ее одеждой.

И отзывался лик луны
На каждый шаг прекрасной нимфы,
И гасли в небе все огни,
Устало слушая те мифы.

Она бежала вникуда,
А рядом с нею волчья стая,
Клыками белыми звеня
Бежала вдаль не отставая.

И раздавался волчий вой
Негромким эхом по округе,
Они шептали: «Мы с тобой».
Но вьюга уносила звуки.

«С тобой куда бы ни пошла,
Твои хранители навеки!»
Но отвечала тишина
Скрипучим на морозе снегом.

Играя с ветром, чуть дыша,
Уходят вдаль, как можно тише,
У зверя тоже есть душа,
Она людской намного чище.

Я разрезала облака
И шила новые одежды,
И улетала в небеса,
Рассыпав на снегу надежды.

И, тщательно стерев следы
Своих безветренных скитаний,
В хрустальном звоне пустоты
Искать пыталась оправдания.

Не для людей, а для себя,
Чтобы навек не возвращаться,
Чтоб полусонная земля
Смогла со мною попрощаться.

Но сердце вновь щемила боль,
Я постепенно стала тенью,
И камень кинуть мог любой,
Моя спина была мишенью.

Те души, что еще вчера
Мне так влюбленно улыбались,
Сегодня гнали со двора
И гнусно надо мной смеялись.

Я знаю, больше не вернусь
На эту злобную планету,
Я на частицы растворюсь,
Женою стану верной ветру.

И буду вечно в небесах
Парить, не ведая страданий,
Росою стану на цветах,
Вдыхая мед благоуханий.

Я знаю, больше никогда
Не разорвет меня тревога,
Я буду там, где облака
И вновь услышу голос Бога.

Любовь и боль навеки неразлучны,
Как две сестры из одного гнезда,
Прости за мой уход, но знаю точно
Так лучше для тебя и для меня.

Недаром говорят, что пишет судьбы
Неведомый поэт на небесах,
Он наши начертал и знает лучше,
Что было суждено пройти сквозь прах.

И ангелы чертили на ладони
Послание, неведомы следы
Чтобы навек из нас никто не понял
Того, что мы друг другу суждены.

Но вот опять, ведомые обидой,
Гордыни приступами вновь ослеплены,
Бредем усталые, потеряны из вида
Для сил небес, богам мы не видны.