Владимир Берязев - Моя ойкумена. Том второй. Поэмы

VII
Зима обступила без грома победы и клича.
Морозный туман пеленал молодую Луну.
В далеком походе случилась другая добыча —
Бойцы привели ему в дар полонянку-жену.
Она была вся как фламинго в полете высоком,
Казалось, взмахнет и уйдет, огибая зенит,
В заоблачный мир. А во взоре ее волооком,
Все чудилось – горный ручей колокольцем звенит.
Как томен шатра белоснежный напруженный полог!
А бисерный ток ожерелий меж лунных холмов
Вот-вот и размоет рассудка последний осколок,
Размякнет костяк от свистящего пламени слов.
И кто здесь кого полонил ли пленил – непонятно.
Снега пуховые упали на брачную Степь.
На стойбище зимнем, как шорох мышиный, невнятно
Вдруг ропот возник, и военная дрогнула крепь.
И волки дерутся во время весеннего гона.
И бьются маралы в горах на заре сентября.
Со страстью рифмуется кровь.
И лишь только ворона
Над трупом вещает свое богомерзкое: «Зря!»
Но княжич услышал разлад и дрожание стана.
На лисью охоту он кликнул поутру отряд
И вывел из юрты княжну, как луну из тумана.
Верхом – на просторы!
Там звезды над снегом горят
Почти до полудни… – Скачи же, жена молодая!
Веселье и снег так прекрасны на зимней заре.
Пух Неба растает… А ты, моя верная стая,
Воспомни, воспомни о прежней жестокой поре:
Лишь тот победитель, чья воля и вера едины,
Лишь тот победитель, кто крепит дружины крыло,
Лишь тот победитель, кто бьется за Мать и за Сына,
Чтоб родины тело тучней и обильней цвело.
По звуку стрелять! Я заклятья и здесь не нарушу!
Туда, куда скажет родная свистулька моя.
А кто опоздает, пусть сразу несет свою душу
К вратам подземелья. И праведна кара сия…
И прыснули стрелы! И духи над бубном запели!
Распался состав воздухов. И в безумной тени
Княжна обернулась… Не знали ни смысла, ни цели
Трехпёрые жала, налитые свистом слепни.
Вонзились!
С пробитым соском и растерзанным горлом
Она удивленно и тихо восплыла в зенит.
А лошадь кружилась,
кружилась и бегала во поле голом.
И беркут лишь видел,
как меч нерешительных воев казнит.

VIII
На крупных рысях проскакали еще одну главку:
Лишь камни да кровь,
конский топот да порох снегов.
Настала пора возвращаться в шаньюйскую ставку.
Настала пора окончания долгих стихов.
Отряд поредел, но клинок отковался на славу.
Лишь знак – и до дна рассекается надвое зга.
Такие мужи впятером сотрясают державу,
А дюжина их прожигает дружину врага.
Наметом, наметом! Ни жен, ни тяжелой поклажи…
Навстречу – табун. И табунщик ведет жеребца.
– Друг, чей это конь?
– вопрошает приветливо княжич.
– О, храбрый наследник, он твой, а точнее, отца.
– Он мой и не мой, словно соболь за пазухой вора.
Я сын и не сын, так, глядишь, не посадят к столу.
Не будем делить, разделенье – начало раздора…
И с мраком в очах Маодунь вынимает стрелу.
И все повторилось, как было с подарком Турана.
Под молнией свиста упал Тоуманя скакун.
Табунщик бежал, весь от страха белее тумана.
По древней террасе рассеялся рыжий табун.
Никто не замешкался. Птахи кровавые хором
Взошли и зарылись в горячие недра коня.
– Дождался! – вздохнул Маодунь.
И взглянул без укора.
– О, всадники славы! Сам Бог направляет меня!

IX
Час пробил! Час пробил! Судьба меня не зачурает,
Иначе от жадности сгинет держава моя.
Вы слышите, волк за оврагами зорю играет?

Пусть ложь истребится! И праведна кара сия…
…С колчаном распоротым схож серый труп Тоуманя,
А рядом, вповалку, – советники, мачеха, брат.
А новый шаньюй восприемлет присягу признанья,
И грозно молчит возле князя стосвистый отряд.
Но сказ не закончен.
Ревут и верблюды, и яки.
Тревога в стадах и кочевьях. Про смуту в орде
Узнали китайцы, дунху, и юэджи, и саки,
И волны захвата пошли, как круги по воде.
Отдай, Маодунь, две реки с побережьем Бай-коля.
Алтунскую чернь уступи или будешь разбит.
Пустыню отдай с выпасами и озером соли…
Посольства наглеют, и драка вот-вот закипит.
Война уже скалится. Даже на сходе старейшин
Седые мужи предлагают судьбы не пытать.
– Будь проклята трусость!
Так что же – земли будет меньше,
И вмиг на границах рассеется хищная рать?!
Земля – это плоть, это мышцы и кости народа,
Земля, словно вымя, сосуд присномлечной души,
И сумрак долин, и хребтов тишина и свобода,
И предков покой – нетревожим и несокрушим.
Земля – и тамга Божества, и основа Державы.
Уж лучше погибнуть, но землю и честь сохранить.
А вы – отдавать,
не хлебнувши ни крови, ни славы.
Всех, всех, кто хоть слово промолвил об этом —
Казнить!