Если завтра кончится эпоха,
Если вдруг закончится руда,
То затмят собою бездны рока
Песни со второго этажа.
Если солнце вдруг не будет богом,
Если убегут овец стада-
Повернутся к людям новым боком
Песни со второго этажа.
«Стали дни не длинней, а короче…»
Стали дни не длинней, а короче,
Стал не плац, а обширная площадь,
Заржавели на поле колосья,
Старики отказались от трости,
Ведь стоит целый час на помосте
Дон Кихот, разрушающий кости.
Страна чудес – страна востока,
Здесь мудрость, мысли и морока
Слились в один огромный Сад
Из провидений, ран и лат.
Страна чудес – страна востока,
Ты не пряма, не кособока,
А как ковра узорный мак —
Прекрасная, и мир твой – Сад!
«И тихо в городах, но громко во вселенной…»
И тихо в городах, но громко во вселенной,
Которая пытается уснуть,
свои одежды сняв, чтоб всем казаться бедной,
Чтоб солнце подарило ей свой луч.
«Кругам пространства внемлет бесконечность…»
Кругам пространства внемлет бесконечность,
Создать чтоб мир, три сферы или шар,
Волнующий святую безупречность,
И остудить волненья дикий жар.
«Уехал цирк, и люди разбежались…»
Уехал цирк, и люди разбежались;
Из цирка клоун в город убежал,
И все прохожие язвили и смеялись,
Когда тот клоун плакал и рыдал.
«Как света преподобное начало…»
Как света преподобное начало
И серости нескромный уголок,
Огни в глазах, большие два причала,
Светло в одном из них, в другом – темно.
«Когда мы станем снегом в начале декабря…»
Когда мы станем снегом в начале декабря,
Я буду очень белым, но не белей тебя;
И тусклое пространство всю зиму поглотит,
Снесет её убранства и безупречный вид;
Покроется все мелом, застынут небеса,
И будем белым снегом мы в бездне декабря.
***
В толстенной точке жирных многоточий
Скрывается единство целых фраз,
Которые художник не закончил,
Как рисовал чудесный авангард.
И, точно, в бесконечности пространства
Скрывается отрезок – лик границ,
Что рыцарь увидал, забыв мытарства,
Забыв, что он – мытарства ученик.
Огромные белые очи,
Зеленого цвета глаза
Свечою горели средь ночи
В домах: у тебя, у меня.
Большие- большие кометы
И струйки кислотных дождей
Собой омывали планету,
Смывая всю яркость очей.
И вот ничего не осталось
В домах: у тебя, у меня.
Кометы, дожди повторялись,
Но наши исчезли глаза.
– Скажи, мирза, кого среди пустыни
Пытаюсь я найти который год,
Каких хочу на плечи я забот,
Какой хочу довериться святыне?
– Ты веришь лишь в себя среди щедрот,
И хочешь править, как избранник власти
И даже контролировать напасти,
Поскольку лишь рабом родиться смог.
А правит кто? Князья да злые ханы!
– А выше кто? Достиг кто большей славы?
– Превыше всех людей святой закон!
– Закон то – не великая препона!
Чего закон? Не кровью писан он!
Быть может, правда выше есть закона?
Лишь в хаосе нужно закона слово!
«И в свете фонаря, и в присмерке звезды…»
И в свете фонаря, и в присмерке звезды,
Горят земли края, где были я и ты.
Где были ты и я – потеряны места,
Но все ж, они горят при свете фонаря.
Мерещится заря и бьются фонари.
Похоже, никогда свет не увидим мы.
И где же этот свет? Потеряны места.
Возможно, они есть, где были ты и я.
«Гори, гори, моя тетрадка!..»
Гори, гори, моя тетрадка!
Где веры нет, наверно, шатко
И невозможно понимать.
Не понимай! Оно не надо
На той земле, где мысли мало
И где цитаты не отнять…
Гори, гори, и цветом серым
Ты выводи себе на теле
Улыбку, образ или взгляд.
Когда стают серей все краски-
Купаться в золоте опасно,
Опасно понимать себя.
«час сидел на кровати я в спальне…»
час сидел на кровати я в спальне,
поглощая остывший обед,
и уснул совершенно случайно,
а проснулся лишь в 70 лет.
встал с кровати, зевнул, оглянулся,
чтоб узреть миллион паутин,
пятна серости, грусти и кучку
из мышиных, мушиных могил.
подошёл я к окну – старой дырке,
и увидел там мира войну.
удивляясь нелепой картинке,
посчитал – оказался в бреду.
Читать дальше