Дарья Dee Happy Счастливая - Пульсар. Сборник рассказов и стихов

ТРЕТЬЯ МИРОВАЯ

Приходит Третья Мировая,

Такая теплая, родная.

Кровавая резня добра.

Но разве в мире мало Зла?

Да бред какой – его полно!

Все люди смотрятся в окно,

Ведь зеркала давно разбиты,

А в зазеркалье все убиты.

Там крах наступит чуть быстрей,

Чем Смерть пройдет под гладь морей,

Чем потушить свечу успеешь,

Чем смрад почуять ты сумеешь.

Гниенье душ, вонь мертвых тел.

О мир, ты этого хотел?!

Взамен свободы только плен.

Ума, сознанья, жизни тлен.

Разве миру ты желал

Столь ничтожнейший провал?

А сейчас, взгляни в окно,

Там все теперь погребено.

За Мир войну мы поднимали.

Ну как же мы не понимали,

Что мир зависит лишь от Мира.

Ох, как достала эта лира!

И что теперь? Ты видишь пепел.

Еще вчера Мир был так светел.

Но сам себя он погубил,

Надежды нитку разрубил.

Прошу вас, люди, оглянитесь!!!

И – да! – противно удивитесь.

Вокруг вас жуткие творенья:

Слепых, немых столпотворенья.

Но вновь врывается Война,

И, к сожаленью, не одна.

С ней страх придет и гибель наций,

И тишина пустынных станций.

С ней крик на улицах придет.

Война всю Жизнь твою взорвет!

И ужас снов, и действ смятенье.

Так что же? Есть еще сомненья?

Планета рухнет в тот же час,

Как люди выполнят приказ.

И вот в наш Мир вошла война.

Мы отпеваем лишь себя…

МЕРТВЫЙ ХЛЕБ

Я родился в день снятия осады с нашего города. Жаль только, что произошло это за 5 лет до того… Сейчас мне 14. На дворе лето. Мы с ребятами собираемся на пляж в Солнечное – плавать и загорать. Как обычно сбежим на весь день из детдома. Я люблю пляж. Мне все еще не хватает тепла. Я как ненормальный каждый солнечный день пытаюсь насытиться светом, только бы растопить зиму 44-ого.

Я решил записать все это, потому что начал забывать. Наша нянечка Глафира Иванна говорит, что когда мне будет 60 – я все буду помнить очень хорошо, а сейчас мне лучше все-таки забыть о тех годах, когда мы боялись спать, когда мы постоянно хотели есть, когда делали то, о чем сейчас наверно уже не жалеют…

Первое мое воспоминание, которое всплывает в голове, очень яркое – бомбежка. Грохот, крики, визги, штукатурка с потолка, мел в легких. Нету света – даже расплавленные свечи замерзли намертво. Наши руки и ноги тоже окоченели, но страх… страх заставляет кровь бурлить. Она почти кипит. Я помню, как в тот день мне было жарко, как плохо от пыли в горле… и как я боялся, что потолок рухнет прямо на меня… и моего брата…

Он все время говорил, что мы одинаковые, потому что близнецы. Я очень любил его. А как иначе? Он был единственным родным мне человеком на всем белом свете – родителей нет. Наверно убили. Однако мы не были так уж похожи внутри. Спустя столько лет я начал принимать то, что мой брат не был хорошим. Об этом говорят его поступки. Тогда мне и в голову не могло прийти, что забирать съестное из пустых домов – это плохо. Правда я не мог есть «мертвый хлеб» – так мы называли еду, которую умершие держали в своих руках. А брат ел. Сейчас мне кажется, что это не только погубило его, «мертвый хлеб» изменил его.

Нам вот-вот должно было исполниться 5. Это мы знали – у меня была бумажка о рождении: имя и дата. Но она была порванной. Имени брата не было, и он выбрал его сам. Я всегда сомневался: а может имя там было его? Но он твердо знал, что оно мое. И я ему верил. До сих пор никак не могу понять – почему мы с братом отделились от других? Наверное, я просто слепо шел за ним и думал, что он меня спасет. Такой уверенный в себе. Слишком взрослый в свои 4 года.

А я? Я постоянно боялся… что небо обрушится на нас во время атаки, что от этих бомб от города не останется камня на камне, что даже если все кончится, и мы останемся живы, нам просто будет негде жить. Но несмотря на это любой заброшенный дом с толстыми стенами был для меня целым миром, крепостью и тюрьмой.

Нам слабо верилось, что мы доживем до победы. С каждым днем надежды становилось все меньше. Однако тот день вышел почти спокойным. Нам удалось найти убежище в полуразрушенной квартире в одном из таких почти развалившихся домов. Там никого не было, дверь открыта, потому что сломана. Брат говорил: два раза в одно место палить не будут, смысла нет стрелять по трупам.

Я помню, как ночью мы стояли у окна, перетянутого белым бумажным крестом. Еды не было, нам с трудом удалось отыскать хотя бы одеяло, а еще скатерть – она тоже пошла в дело. И вот мы, укутанные во все это, греющие руки дыханием, стоим у окна. Пусть на дворе ночь, но полдня шел снег и все было белым. Почти не тронутым. Было так красиво, что я позволил себе на миг позабыть о войне. Я просто засыпал от подобия тепла и тишины…