Антон Чистов - Дорога

– Бери, Яцек, бери, Христа ради! – сказал солдат, засовывая ему в карман кусочек сухаря, – Только съешь где-нибудь за бараком, не показывай никому, а то отберут.

– Спасибо вам большое, Василий! – ответил Яцек, смущённо глядя в пол. Он видел, что Василий сам едва держался на ногах, поэтому мальчик испытывал чувство вины перед солдатом.

Василия немцы привезли вместе с другим русским около четырёх месяцев назад, Яцек видел через колючую проволоку, как их прикладами гнали на командный пункт. Через неделю на соседние нары немцы приволокли и бросили измождённого человека. Только спустя несколько дней Яцек понял из разговоров взрослых, что это и есть один из тех русских солдат, которых поймали в лесу недалеко от лагеря и пытали, стараясь узнать расположение партизанских отрядов. Яцеку было трудно поверить, что этот сутулый, еле передвигающий ноги человек, и есть тот самый бородатый силач, которого он видел всего неделю назад. О втором партизане он узнал из рассказов Василия после того, как они подружились: на том солдате были татуировки и после пыток их срезали с него живьём для жены командира лагеря, которая, как говорили, делает из них абажуры.

Со временем Василия полюбили все жители барака, а иначе и нельзя было: казалось, никогда не унывающий, он старался помочь всем и каждому по мере своих сил. С детишками он всегда делился своим скудным пайком, поэтому быстро похудел и ослаб и, казалось, что передвигается только благодаря какойто таинственной силе, не дающей ему упасть.

– Эх, ты, вежливый какой, – ответил Василий и потрепал мальчика по голове, – ничего, прорвёмся с Божией помощью.

– Угу… с Божией помощью… – угрюмо сказал Яцек. – Бог нас не слышит. Я Ему молился, молился и что? Я Его просил и Агнешку спасти, и папу, и маму, а они всё равно умерли! Почему Он их не спас, когда я Его просил?! – уже рыдая, кричал мальчик.

– Тише, тише, ты чего? – зашептал солдат, опасливо озираясь по сторонам, – Охрана услышит и сразу тебя, глупого… ай, яй, яй, грех-то какой! – обняв плачущего мальчика, продолжал солдат, – на Боженьку-то роптать! Родной ты мой, да ведь сестрёнка твоя сейчас с ангелами песенки поёт в райском садике! Мамочка, папочка твои там слушают её и радуются и ягодки райские собирают Боженьке, о тебе молятся, а ты унываешь. Вытри слёзки, родной, вытри, а то совсем заслабнешь.

Яцек, всё ещё всхлипывая, вытерся грязным рукавом.

– Ну вот и молодец, вот и умничка, а теперь пойдём, я тебе кое-что покажу, – сказал Василий и заговорщески прошептал: – Чудо расчудесное!

Выйдя из барака, Василий повёл Яцека налево и, пройдя несколько ветхих, продуваемых насквозь построек, свернул в узкий проход, заканчивавшийся стеной склада, на котором немцы хранили вещи заключённых, снятые с них перед кремированием. Сквозь завалы гнилых досок они пробрались в самый конец, где оказалось небольшое, очищенное от мусора пространство, в углу которого росла… роза! Самая настоящая роза с маленькими красными бутончиками! Маленькая и хрупкая росла она в тени, словно робкая красавица, протянув ручкиветочки навстречу скудным лучам солнца, едва доходившим до того места.

У Яцека, вот уже восемь месяцев не видевшего ничего, кроме вшей, грязи и постоянно дымящей трубы крематория, перехватило дыхание. Он стоял и заворожено смотрел на цветок, каким-то чудом выросший среди мусора.

– Вот видишь, родной, – сказал солдат и, опустившись на колени, начал нежно гладить маленькие зелёные листики, – грязь, сырость, а цветочек всё равно растёт, славит Господа, благоухает. А Господь смотрит и радуется. И тебе радостно и тепло на сердце, и мне при виде красоты такой. Вот так и нам нужно жить. Как цветы.

Яцек тоже опустился на колени, закрыл глаза, вдохнул запах розы и… вспомнил он родной сад, увидел сидящего на скамейке и читающего газету отца, в соломенной шляпе с полями, увидел мать, выходящую из двери кухни с подносом ароматных румяных, только что приготовленных булочек, услышал радостный смех сестрёнки, бегущей ему навстречу, на душе у него стало как-то легко и радостно, и, впервые за восемь месяцев, Яцек улыбнулся.

– Милый ты мой! – радостно сказал Василий и поцеловал его в макушку, – вот помни, так и мы должны, как цветы…

Посидев ещё немного перед розой, они вернулись в барак. Весь день Яцек ходил радостный и всё воспринимал как-то по-новому. Уже не вселяли в него ужас немецкие солдаты, не казалось безнадёжным положение, и чувствовал он, словно что-то новое появилось у него в душе, как будто и там распустился цветок.