Эрлинде - И блеснёт в тебе небо. Репортажи из самого сердца

А мне не стать иной… и это просто
Коллизия невиданного роста:
То отойдёт, то подойдёт поближе,
То застучит дождинками по крыше,
То сердце сдавит, то в лицо смеётся,
Она при мне – как влага при колодце,
Как при крестах могил – ночные страхи,
Как сладостный гарем при падишахе.
А эти строчки – лишняя обуза,
Как тяжесть обязательного груза,
Как от беды непрочная заслонка,
Как жалоба голодного ребёнка.

Но я – в другом. И если б можно было
Уйти, чтоб эта исповедь не ныла,
В мохнатых лапах елей затаиться,
Крапивой от судьбы отгородиться,
То всё в одном сошлось бы: мы едины
С прозрачной лунной тенью от осины,
С далёким звуком плачущей гитары,
С искринками росы на лодке старой,
С тревожным взлётом мотылька ночного,
С молчанием: ни возгласа! ни слова!

Лампа настольная, храбрый вояка,
Руку за помощью к ней протяни —
С тьмой и с отчаяньем кинется в драку
Даже при том, что всесильны они.

Храбрый ночной огонёк-полусонок,
Тёплого воздуха душная гать.
Вот за стеною заплакал ребёнок,
А за другой – заскрипела кровать…

Что я такое? С ладошки сдуваю
Гнев и надежду. А жёлтый песок
Всё засыпает, и я засыпаю,
Я – этот жёлтый песочный кусок…

Жёлтый песочный настольный вояка!
Ты не тяни. Сыпь мне правду в глаза.
Боль эту можно представить двояко:
То ли рубин, то ли вся – бирюза.

Жёлтый ли, жёлтый ли цвет не изменит?
Верность и тяжесть, часы из песка,
Сколько песчаных, песочных стремлений,
Сколько эпиграфов к слову «тоска»!

Когда пружинит под ногами мох
И в крик готов сорваться каждый вздох,
Когда стволы продрогшие нежны,
От глаз людских защиты лишены,

Тогда слезливей небо, а трава,
Хоть зелена ещё, едва жива.
И мокрых веток хрупкие тельца
Всё ласковей касаются лица.

Когда ломаешь злобно их в ответ,
Когда в который раз надежды нет,
Тогда несётся прочь последний лист,
И еле слышен поздней птахи свист.

Вон, вон она! На кончике ольхи!
И стало быть, дела не так плохи.
Но нет, в тревоге мечется она:
Осина, клён, берёза, бузина!

Здесь есть ответ на каждый мой вопрос.
А ветер и вершины трёх берёз
Способны до забвенья закачать,
Им нужно только вспомнить – и начать…

Пасмурный взгляд,
Сиреневый свет океана,
Чаек полёт
И стон ненасытной волны.
Я никогда
С надеждой прощаться не стану,
Я никогда
Беду не пущу в свои сны.
Мне никогда
От снов этих не отказаться.
Мне ни за что
Без них не дойти до конца.
Я обучусь
Надеждой и верой питаться,
Я оботру
Солёные брызги с лица.
Сердце моё —
Сиреневый свет океана,
Совесть моя —
Закатного неба клинок;
В песне ветров
Ни зависти нет, ни обмана,
В голосе птиц
Лишь свежесть, да пасмурный рок.

Быстро темнело – и всё поддавалось
Тьме, лишь фонарь разгорался нарывом.
Ветер стучался в окно – и казалось —
Я уступлю его страстным порывам.

Тучи ползли черепахами к югу,
Звёзды в просветах мерцали нелепо,
Ветки черёмухи с жалобным звуком
Снова и снова царапали небо.

Дом свои окна – усталые вежды —
Тихо гасил, становясь всё чернее.
Хлопала дверь – уходила надежда,
Я утомлённо следила за нею:

Вот миновала фонарь, вот из сада
Вышла – махнула рукой на прощанье, —
Только усталость сменила утрату.
Шли предпоследние сутки молчанья…

Опять вчерашний дождь идёт,
Заводит сцены на пороге,
И мне, как прежде, в руки льёт
Всё те же всхлипы и попрёки.

Отчаянье стучится в дверь —
Оно не верит в сладость плача—
Куда идти ему теперь? —
Ко мне, ко мне – и не иначе…

Ко мне, ко мне, печальный вождь
Сухих зрачков! Уже темнеет.
Тоскливо здесь, но всё же дождь
Войти с тобою не посмеет!

Но у отчаянья глаза
Засыпаны колючей пылью,
И напряглись, как паруса,
Его измученные крылья…

Мы будем долго слушать вой
Дождя и ветра, цепенея…
Я уложу его с собой
И до утра дожить сумею…