Валерий Скоров - Хрупкие времена (сборник)

– Мы деревенские, да, мы из-под Орла,
И одногодки, вместо нас призвали.
На проводах гуляли до утра,
Так пьяненьких в вагоны и поклали.

Из наших не осталось никого,
Вот только нам с Коляней вышло вместе.
Вдвоём и служба вроде ничего.
И подмогнуть, как дома, честь по чести.

Курс молодого кончился бойца,
Сержант сказал: «Деревня, вам на зону.
Эх, повезло, накопите мясца,
Не пыльно, и надышитесь озону».

Тогда-то мы не знали про озон,
Да и про зону слышали впервые,
Но год прошёл – и этот фармазон
Сполна бы получил все чаевые.
Загнали нас тогда в такую глушь,
Деревня-то, в сравненье, центр культуры,
Охранники… три тыщи грешных душ,
А мы на вышке с пулемётом, дуры.

Год, помню, на второй случился бег,
Я по уставу стрельнул, но промазал.
А Коля, он же целкий человек,
Снял одного, хотя и был «под газом».

Вначале он бледнел, переживал.
Тем более, покойного не сняли.
Он всё висел, а Коля заливал,
Но отошёл, как отпуск ему дали.

Домой поедет, сука, щупать баб,
За беглого дают аж две недели.
Чего-то я, как девица, ослаб?
Теперь-то не промажу я по цели.

Что он думает, главный товарищ,
О Февронии, с коей не так,
Вот садится он на стульчак.
И вминаются щеки седалищ,
И вопросец всплывает «а как?».
От валдайщниы до зауралищ
«Как?» да «как?», «как?» да «как?», «как?» да «как?».
Но в мечтах интерьер поприличней.
У него непременно глобал,
Он намного упорней копал,
Да и Януса он многоличней
И не зря на горшок сей попал,
В этот храм, не такой, как обычный,
Где и кал – исторический кал.

Пролетают минуты боренья,
Возвращается он в кабинет,
Там с прищуром не личный портрет,
И пульсирует вероученье,
Только «да», если начисто «нет»,
Очень правильный тот кабинет,
Длядержавгого-деуправленья.

А сидеть-то вообще не легко,
На горшке ли, на царском на троне,
Каменюки с булыжник в короне,
А, поди ж ты, держать высоко
Королевское знамя в Притоне
Иль на зыбком и шатком Понтоне
Возводить вновь Империю
О, гого, гого, о гого, го…

За каки-таки заслуги
К нам повадились ворюги.
Два захода только за год,
Пошло, зло берёт.
Не успеешь опериться,
Глядь, они спешат явиться,
И берут, не наши други,
Вещи первый сорт.

Ну разочек, допускаю,
Их профессия такая,
Каждый делает, что может,
Кто на что горазд.
Но зачем же повторяться
и на нас тренироваться,
Вы бы лучше в дом носили
Что-нибудь для нас.
Может, мстить угодно сэру,
Грабь – они из эсэсэру…
Да, у них не то сознанье,
Кровные враги.
Навалились на свободу,
Нахватали, нет проходу.
Это мера воспитанья,
Хапать не моги.

Ишь, чего насочиняли,
Как сурово воспитали.
Ладно, ладно, мы посмотрим,
Чья ещё возьмёт.
Коль свобода, так свобода.
Закажу себе с завода
На турели-карусели
Синхропулемёт.

Дрожит в ночи сухой листочек клёна,
Столица с головы до пят дрожит,
По улицам пустого Вашингтона
Неспешно едет грозный хан Бахыт.

Следы ракет на войлочной попоне,
По ветру хищно стелется бунчук,
Орда гуляет нынче в Вашингтоне,
Отбившаяся начисто от рук.

Напоим мы коней в Потомаке,
Бурдюками осушим Гудзон,
Мы татары – охочи до драки
С самых варварских, диких времен.

И вся цивилизация разбита,
Включая и Москву, и Ленинград,
Туфло целует грозного Бахыта
Плененный, заарканенный Сенат.

Костер… а молодая кобылица
Кумыс кипучий воину отдаёт,
Уснули звёзды, хану лишь не спится,
Весь мир у ног – и… кончился поход.

Ох, напоим коней в Потомаке,
Бурдюками осушим Гудзон,
Мы, с Востока, охочи до драки
С самых варварских, диких времён.

Я на службу хожу, как и все, по утрам.
В кабинете приказ на столе,
Под приказом есть подпись,
Знакомая нам,
Кого нынче поставить к стене.

Секретарша приносит мне утренний чай,
На меня строго Феликс глядит.
Я звоню, взвод четвёртый.
Пришли мне, Нечай,
И хватаюсь за грудь, там болит.

И неспешно шагаю в подвальный этаж,
Захожу в исполнительный зал,
Крепок он и надежен,
Как старый блиндаж.
Тих, пока я команды не дал.