Евгений Вермут - Долгоброд. В поисках себя…

Я не буду пророком, если скажу,
что сегодняшний день
превратится когда-нибудь в «завтра» —
Это так же естественно,
как тот же день
превратится потом во «вчера».
Пусть не нравится это кому-нибудь, но
он не смеет противиться чуду,
ведь, он же не автор,
Он не автор сценария
жизни Земли,
а она несравнимо стара.

Как естественно все – от земли до небес,
даже воздух, который
с рожденья тебя окружает.
Ты не помнишь, когда
окунулся в него,
значит, просто дышал им всегда.
Как прозрачна вода и внизу, и вверху,
там, где черные тучи
прозрачные капли рожают.
Как естественно все
в глупой жизни твоей,
в том числе, и земля, и вода.

Не хочу быть пророком – знать не хочу,
что сегодняшний день
превратится когда-нибудь в «завтра»,
Не хочу быть пророком
и знать наперед,
что погибнет ребенок опять.
Неестественно это уже потому,
что сценарий убийства
написан по принципу «авто» —
Автоматом людей,
для которых Земля
лишь одна из причин пострелять…

Закудахтал пингвин, водрузясь на яйцо,
Взвыла матом благим на судьбу свою львица,
От крючка у червя покраснело лицо,
Злой карась продолжал даже пойманный биться.

Лунный свет тихо спит в холодце родников,
Мирно дремлет топор где-то в дебрях сарая,
А в дремучем лесу стая серых волков
Поминает оленя, его пожирая.

Беспредел у природы не знает границ:
Благодарно обгадили голуби паперть,
У окна с видом на… кучка бешеных птиц
Заклевала пшено беззащитное насмерть…

От меня без ума благодарный народ.
Не завидуйте мне – я, конечно, новатор:
Оду маслу сложу, воспою бутерброд.
Я от бога поэт!
Так сказал психиатр.

Снова снег мельтешит,
В нарушителях числится.
И ни чуть не стишит,
И ни сколько не мыслится.

Я так ждал пузырей
После ливня весеннего,
Но зима у дверей,
А в душе не сиренево.

Мне хотелось тепла,
Но простудою дышится.
Муза тоже слегла
И ни строчки не пишется.

В голове карусель:
Поменялись все правила.
Так хотелось апрель,
Но опять зафевралило…

(ирония)

Есть небольшой парадокс в бесконечности
Мира вселенной.
Я верю охотно —
Вечность была и останется вечностью,
А человек так и будет животным.

Вот бы, казалось, к чему тогда рвение,
Жизнь проводи за распутством и водкой.
Глупость дана человеку с рождением,
Ум остается случайной находкой.

Мы наступаем на грабли уверенно,
Учимся их обходить осторожно.
Век – это время, а время размерено,
Но человек – эталон ненадежный.

Снизу земля – королевство подлунное,
Небо над нами и мы посередке:
Снизу плита, сверху крышка чугунная.
Мы не во Времени, мы в сковородке…

Стою, сам с собою, у зеркала-исповедальни,
Ах, как бы хотелось последний забыть разговор,
Но все еще где-то лежит, в глубине нашей спальни,
Тобою оставленный зонт у прокуренных штор.

Я пью иногда, ну, так что ж, просто сдали нервишки.
В запыленной вазе давно не стояли цветы.
Хотел бы я стать тем, кому ты стираешь бельишко.
Хотел бы я знать, с кем, наверное, счастлива ты.

Куда-то торопится жизнь, а я в воздухе висну.
И если движение есть, то, скорее, назад.
Я клялся когда-то тебе, что один не раскисну,
А сам свою жизнь день за днем переделывал в ад.

Ты счастлива, милая, с кем-то, не знаю, и где-то…
За то, чтобы это узнать, много отдал бы я.
Хотелось бы видеть то солнце из нашего лета,
Но солнце давно поднимается лишь для тебя.

Прости меня, милая, плакаться я не намерен —
Хоть как-то, хоть с кем-то, хоть как-нибудь век доживу.
Я просто обязан, я должен быть просто уверен,
Что кто-то сегодня один из двоих на плаву…

Ах, если б проклятья могли нам помочь,
Возможно б, осталась жива чья-то дочь,
Возможно б, иссохли враги от вины,
Возможно бы, не было даже войны.