Михаил Буканов - Никто не плывёт по опасной реке, Чапаева просто прибрали в ЧеКе. Поэзия

Лежал связист, пораненый, побитый,
Зубами провода соединив,
Всё что сумел, так ртом, с трудом открытым,
В проводке ликвидировать разрыв.

И так погиб, но стал страны героем,
О мёртвых хорошо, иль ничего,
Сквозь столько лет писак продажных воем
Потоки грязи льются на него.

Кто эти вот страны своей отбросы,
Откуда вылезли, иль выползли откель?
Всё что нам свято – с грязью под откосы,
Мол, лучше мира, нас сметущий сель.

А дура-баба, что с врагом связалась,
Желая сильно русских попинать,
Писакам борзым близкой оказалась,
Её без слёз не могут вспоминать!

Ах, женщина, проста и простодушна,
Ну, позвонила, чё-то там сказав.
А может ей в стране российской душно,
Стремилась к правде, деток наказав!

Всё что во вред России как Державе,
Для борзописцев письменный простор.
А после спросят: Я за что в канаве?
А пулемёт ответит: А за вздор!

Везуха и непруха собрались на совет,
Что б высказать, по-делу, решительное нет!
Мол, сами разбирайтесь, судьба здесь не при чём,
Крутыми быть старайтесь, а морду – кирпичом!

На этом я проснулся, шёл разговор во сне,
Пошарил, оглянулся, и мордою к стене.
Со мною рядом глыба, ну, человек-гора,
И снулая, как рыба, что без воды с утра!

А из одежды лента в роскошных волосах,
Я с этого момента играть стал на пасах!
Чего-то колебалось, но разом я заснул,
Упал, как будто в бездну, и, вроде как, всхрапнул.

Проснулся очень быстро, пуста моя кровать,
Привиделось, знать, чисто, нельзя так поддавать!
Допиться можно так-то до розовых слонов,
И вот на этом такте опять я среди снов.

Я, почему-то голый, стою на берегу,
Ныряют крокодилы, и я нырнуть могу.
Так те, хоть с интересом, словить чего пожрать,
Но я, ведомый бесом, хочу им подыграть!

Нырнул, и в роли жертвы, тебя уже едят,
Зубастые же стервы, и все пожрать хотят.
Открыл глаза проснувшись, опять со мной она,
Случайно оглянувшись, смотрю в дверях жена!

Тут взвыл я дурноматом, пошли б вы сны в дуду,
Обматерил всё матом, решил – с ума сойду.
Вскочил, бегом с кровати, и под холодный душ,
Спаси святая мати, я средь погибших душ.

Вот тут звенит будильник, глядь, утро, всё путём,
На кухне холодильник бормочет ни о чём.
Скворчит бекон, и кофе повсюду аромат,
Ну, жизнь начала века, не сыщешь компромат.

Ни душа, ни бабищи, порядок, всё ништяк,
Здоровый запах пищи, что тоже не пустяк.
Я захожу на кухню махнуть на опохмел,
И вижу там такое, что сразу онемел.

Ночное привиденье сидит с моей женой,
Внушает обалденье их взглядик ледяной.
В руках у них по скалке, хорошие дела.
Мои дела на свалке, свобода умерла!

Очнулся, что такое, повязан и побит.
И всё вокруг другое, больничное на вид.
Лежу я на кровати, а воробей-мутант
Из рукавов рубашки связал прелестный бант!

Шёл по лесу слоняра,
Нёс литру скипидара,
Поскольку на вокзале
Его «фор фри» давали!

Стояла там цистерна,
Тебе за два момента
Нальют в пустую тару
Вот этого товару.

Сказали, пить не надо,
Бухло для мазосада.
Натирка садомаза,
Тем можно, по два раза!

Слоняре всё до-фени,
Присел на травку в тени,
Читает этикетку,
От мух пристроив ветку.

Там череп и две кости,
Читает, лучше бросьте,
Нас ждут специалисты,
Чьи помыслы не чисты.

Слоняре на хрен это,
Движенье как ракета,
Себя учить позволить?
Нельзя слонов неволить!

Не дочитав, что в титрах,
Но, разобравшись в литрах,
Он литра половину
Всосал чрез горловину.

Оставшийся остаток
Использовал до пяток,
Полив слоновьи ноги,
И тут вскричал: О, Боги!

Сработало как надо,
А боль страшнее Ада.
Он мчал наскипидарен,
Был изнутри поджарен.

Потом упал издохнув,
Но, на последок охнув,
Сказал, ну, я придурок,
Последний среди урок!

Мораль вот этой сказки
С лжецов срывает маски,
Горит, так в рот по-пьянке?
Слоны, они не танки!

Из кожи, и из мяса,
Их глотки – путь для кваса,
Совсем не для солярки,
И терпентинов марки!