Viktoria Pressman - Все реки идут на восток. Стихи разных лет

And all the diamonds of the roads that you admired
Will make you closer to the things that you desire
Deserve or not – all passions, glories
(like ancient dutchess in the castle) —
All various restrictions, neverending stories
Of love and freedom in the book of Zion
The ancient wisdom of the truth
Will always lead you from somewhere behind.
Вторая свежесть
И вдруг показалось, что это как твоя и моя вторая свежесть, которая пронеслась перед глазами вместе с солнечным бурлящим днем и улеглась в ногах мартовским междустрочьем, почти мертвецки пьяным на пике сарацинской крепости с сигарой во рту, прочувствовав едва ли твой обнаженный смысл, твою красоту, которую мне заново позволили познать на берегах обретенного рая.

Отпускаю своих демонов на волю. Выхожу из неволи на дорогу. Светит новое солнце свободы. Меня обижают, забывают, не прощают, все видят мою оболочку, а не нутро, и дарят бесчестие. Впрочем как и я..
Я давно залезла в свой панцирь. Моя вселенная больше чем государство. Просто больше нет никого. Расчищено пространство. До пределов допустимого лимита и раздето полностью сердце поэта. Нет желаний и мечты больше нету. Все вокруг поглотилось мечтой.
Странник – и ничего великого. НИ там и не здесь. Ни с кем. Мы никому по настоящему не нужны. Кроме Бога. И у нас здесь нет дома.
Что сказать тебе, друг?
Все слишком печально? Или скорее мистериально..
Наполнено смыслами линий и передач..
Мистерии древних инков, этрусков и каролингов, ключи соломона и аппиева дорога.
И на всем рука Бога – вреховного судьи и архитектона. И на всем печать красного кумача… Тревога…? Быть всегда неготовой, нетерпеливой оторвой, забывая задняя и простираясь вперед с порога.

Я не помню, когда начались они, эти танцы с волками.. Давно.. А потом начались танцы с дубами, танцы с морями, танцы с ветрами. И ламий пронзительный крик разрезал небеса в предрассветной печали. Каждый крик словно вспоротый миг, еще один волк для стаи. Хоть все в лес, как его не корми, но давно уж отбился от стаи тот огненный волк. Иногда убегает в пустыню, чтобы снова вспомнить о доме своем. Интересно, в книге судеб прописаны ли наши встречи, отороченные серебром? Интересно, кто из нас останется все же живым огнем? Кто будет греть несмотря на жестокость и гореть не жалея о том, что впроголодь. Босиком по камням и по соснам поглощая уже осторожно живьем новые весны, когда чаши весов опыта и ошибок достигнут баланса оков благоразумной сдержанности. И когда жестокость наших дней и ночей для кого-то станет беспамятсвом, а кому-то обернется одиночеством потерь и жалом в плоть. Пусть не так высоко и быстро как раньше, но спокойно и уверенно, ближе к земле, большими сильными крыльями, рассекая пространство и время. И я не жду от тебя ничего кроме прощения. Прощение лучше забвения, – поверь, забвение душит, наступает на горло птице-судьбе, вырастает стена там, где могла бы родиться река новых смыслов. Пойми, молчание змеи не лучше, чем голубя воркование. Я не знаю где ты и кто ты сейчас, и это мое наказание за наше с тобой преступление. Мое проистекание впрочем от этого глубинно не пострадало. Я все же очень устала от того, что тебя нет в досягаемости. Впрочем как и кого-то другого – на замену иль вместо или до тебя. Не хватает немного иного бытия. Где все прощены и рады и несмотря на то, что все можно, никто не наказан. Разве такое возможно? Положа руку на плаху скажу, что даже если такое возможно, мы выберем то, что сложно и то, что меняет (как дождь, что смывает зиму) меланхолию на грусть.

В моем саду бесчисленных огней,
Где звезд так много,
Там, в череду ушедших дней
Бежит дорога.
Идет пустынник,
На ветру расправив крылья,
И в непогоду и в тоску
Ступает сильно,
Не повредив при этом
Аспида и василиска,
И по камням и по воде
Идет и по долинам низким,
Где прячутся от глаз ненужных и чужих
Средневековые станицы,
И словно стук его шагов,
На колокольне бой часов
Как сердце начинает биться.
И только лишь восход
На обрамленье мира расцветет,
Как он уйдет,
Оставив позади
Всех, кто пытался с ним сродниться.
На перекрестках солнечных дорог,
Где гермы собраны в залог, что путника
Ведет его звезда и даже Рок
не занесет над ним своего острого меча,
Хоть путь назад и вверх и вниз – один и тот же путь,
Все ж странника ведет его звезда,
И приведет куда-нибудь,
Пусть только будет верен ей всегда,
И поворотом светлого чела,
Не выкажет сомненья
И не застынет навсегда,
Забыв Завет Творца с твореньем.