Владимир Корчагин - С востока на запад. С острова на материк

Кросно на кухне в ту зиму стояли,
На нитке соткать из полосок дорожки,
Уступила станок до весны тетя Валя,
Самой отдохнуть захотелось немножко.

Из дерева всё, на клею, без гвоздей,
Ребра из бруса, три рамки, педали,
Работает как, не поймешь, не глазей,
Кросно на кухне в ту зиму стояли.

Всё, что изношено, драла в полоску
Мама, сшивала, мотала в клубок,
Чтоб на дорожках рисунок был броский,
За черным и белым цветастого впрок.

По ткани стук рамки и за полночь слышен,
По ниткам с присвистом скользит бегунок,
И под полом драк не затеют уж мыши —
Всю зиму работает ткацкий станок.

Юрка Юрченко мне одногодок,
Может старше всего на полгода,
Из семьи белорусов, из местных,
Как попал в этот край, не известно,

Переехали сами ли предки
Новострой возводить пятилетки,
Или сосланы, кто его знает,
Жили разные нации в крае:

Немцы, чехи, конечно евреи.
Ничего против них не имею.
С Юркой мы до того не дружили,
Хоть и рядом по улице жили,

Но в тот год почему-то сошлось:
С ним «хорька» загонять зашибись,
Он уверенный, смелый и дерзкий;
Знал и речку, и степь, перелески.

Как-то лодку нашли на протоке,
Вся в песке и корягах, в осоке,
После паводка, видно, прибило,
Течь в борту, ну а в целом не сгнила.

Лето плавали в тайне рыбачить,
Изменила под осень удача:
Лодку кто-то у нас умыкнул.
Был улус ли хакасский, аул

В двух верстах по течению выше,
Мы не раз с лодки видели крыши
Примитивных хакасских строений,
Молодежной вражды настроенья

Каждый раз без причин возникали.
Мы нашли, а хакасы украли
Лодку нашу, не нашу конечно,
Ну и ладно, решили беспечно.

В огородах подсолнухи зреют,
Нужно срезать в ночи поскорее,
До того, как хозяева срежут.
С Юркой ходим на речку всё реже,

А под вечер в чужой огород,
Перепрыгнув с разбега заплот.
Ни собаки, ни страх, ни крапива
Не удержат шального порыва.

Дружба наша сошла к сентябрю,
С Юркой Юрченко, я говорю,
Мы сошлись, может быть, и случайно,
Он мне нравился дерзкий, отчаянный,

Пусть жил рядом и мой одногодок,
А дружили мы с ним лишь полгода.
Вскоре жизнь развела навсегда,
Харьковать, помню, Вовка, айда!

Юрка Юрченко, где ты теперь?..
Сколько будет подобных потерь.

В авоське учебники переплелись,
Углами в ячейках топорщатся…
От волнения губы до боли бы сгрызть,
Как похвалы и поддержки хочется!..

Со стихами робко тетрадь подаю,
Мол, скажите, пожалуйста, слово учителя…
Душа и сердце в восторге поют,
Окрылите надеждой поэта-любителя!

«Завтра я жду тебя вечером, можешь?..»
Небрежно тетрадку бросает на стол,
Там, где другие стопками… Боже!..
Влепит мне двойку, с ошибками, мол.

Так и случилось: «Прочла я страницу,
А дальше читать не хватило мне сил.
Так откровенно писать не годится…
Ты русский язык очень плохо учил».

Спасибо! – и стыд опаляет мне щеки,
Тетрадку я рву на клочки беспощадно.
Помнится год переломный далекий
Всю жизнь, но учителю я благодарный.

А что печалиться и плакать?
Сглупил, вы скажете. Согласен.
Да, скромен был, не забияка,
Но не последним в нашем классе.

Среди девчонок на «камчатке»
За спины спрятался в углу,
Меня не видно, всё в порядке,
Готов ли, нет ли, ни гу-гу.

Скорее школу бы закончить,
А там как выйдет, всё равно,
Пишу стихи я тайно ночью,
Но быть поэтом не дано.

В родном поселке все знакомо:
И клуб, и речка, комбинат,
Но далеко гулять от дома
Я не рискну – боюсь ребят

Тех, кто живет в другом краю,
Кого я толком и не знаю,
Ватагой встретят и побьют,
Как в позапрошлом было мае.

На Стадионной всем я свой,
И чужаки туда не ходят,
Хоть за полночь уду домой,
Как на дворе своем я вроде.

Так вот, тянул последний класс,
Как гуж привычный и тяжелый,
День-два прогуливал не раз,
Но знал, что надо кончить школу,

И мамку чтоб не огорчать.
С сестрою брат как восьмилетку
Прошли, учебу сбросили с плеча.
Хоть ты тяни уж школу, детка,