Василий Федорченко - Ты самая-самая… 500 стихотворений о любви

Милой, приветливой, в чём-то упрямой.
Словом, она, как и все мы, из детства.
Втайне мечтала стать нежною мамой,
Детям отдать своё чуткое сердце.

Нет, я не брошу ей вслед укоризны.
Я не судья над чужою судьбою.
Что-то однажды стряслось в её жизни —
Очень жестокое, страшное, злое —

И породило такое безволье,
Что ей самой из болота ее выйти.
Кто из вас хочет понять её долю?
Руку подать? Ну, тогда извините!

Что вам кривиться и сплёвывать гневно?
Ну, и ступайте сторонкою дальше!
Женщина эта пьяна откровенно.
Вы же скрываете душу за фальшью.

Если копнуть неких трезвых поглубже
И показать их нечистые руки,
Сколько таких, что окажутся хуже
Этой оборванной грязной пьянчуги?!

Хмель и тоска этой женщиной движут,
Взглядом безумным, походкою шаткой.
Нелюдей-пьяниц и я ненавижу.
Всех остальных опустившихся жалко.

Не в ладу сегодня я со снами,
И отравлен думами покой:
У меня стоит перед глазами
Женщина с протянутой рукой.

Вот она сгибается в поклоне.
Словно ветвь, качается рука.
И дрожат, как слёзы, на ладони
Два потёртых тусклых пятака.

Красные заплаканные очи
Прячут на груди стыдливый взгляд.
От него и полдень станет ночью,
А эдем вмиг превратится в ад.

Нестерпимой болью и печалью
Сразу же наполнилась душа.
Пальцы по карманам пробежали,
Позабыв, что нет в них ни гроша.

Встрепенулся я от дикой злости,
Посмотрел в усталое лицо
И, сняв с пальца, молча преподнёс ей
Золотое старое кольцо.

И сражён был удивлённым взглядом.
Он, как утро, просветлился весь:
«Боже мой, мне золота не надо!
Мне бы детям что-нибудь поесть…»

Я бежал домой, как угорелый,
Взял в пакет и хлеб, и молоко.
Но, как тень вечерняя, исчезла
Женщина с протянутой рукой.

Ты поступью и статью энергичной
Вздымаешь вихрь мужских сердечных чувств.
От глаз твоих пронзительных и хищных
Себе я тихим кроликом кажусь.

Склонённый под таинственною силой,
Бездумно повинуюсь я тебе.
Чем ты, змея, мне голову вскружила —
Вовек не догадаюсь, хоть убей.

Я щурюсь на тебя, точь-в-точь на солнце,
Приятно ослеплённый красотой,
И с верностью раба-оруженосца
На край земли готов идти с тобой.

Ты, видимо, из рода амазонок:
Горит отважный жар из-под бровей —
И в сторону шарахается ворог
От грозной величавости твоей.

И по-мужски неловко мне и стыдно,
А иногда бывает даже зло
За то, что стать хотел тебе защитой,
А сам попал под женское крыло.

Ты женщина воинственного нрава.
Тебя бы да с мечом – на пьедестал.
Узнал бы вдруг, что я тебе не нравлюсь —
У ног бы, обезглавленный, упал!

Твой мрачный взор – как дно колодца,
Где стынет пленная вода
На заревом исходе солнца,
Когда в нём неба не видать —

Ни птиц, ни искр, ни дымки сонной,
Ни тайны светло-голубой,
Как будто небо ворон чёрный
За горизонт унёс с собой.

И на краю холодной бездны
У полузрячих влажных глаз
Тебя безмолвной лёгкой тенью
Я обниму, к плечу склоняясь.

Друг другу грея сердце сердцем,
Мы тихо-тихо постоим,
Пока наполнятся рассветом
Глаза вечерние твои.