Зинаида Гиппиус - Стихотворения. 1903–1909

А я, разумный и безвластный,
Заворожить их не могу,
Остановить их лет неясный,
Зажечь на этом берегу.

Я только слышу – вьются, вьются,
Беззвонный трепет я ловлю.
Играют, плачут и смеются,
А я, безвластный, – их люблю.

«Горяча моя постель…
Думка белая измята…
Где-то плачет коростель,
Ночь дневная пахнет мятой.

Утомленная луна
Закатилась за сирени…
Кто-то бродит у окна,
Чьи-то жалобные тени.

Не меня – ее, ее
Любит он! Но не ревную,
Счастье ведаю мое
И, страдая, – торжествую.

Шорох, шепот я ловлю…
Обнял он ее, голубит…
Я одна – но я люблю!
Он – лишь думает, что любит.

Нет любви для двух сердец.
Там, где двое, – разрушенье.
Где начало – там конец.
Где слова – там отреченье.

Посветлеет дым ночной,
Встанет солнце над сиренью,
Он уйдет к любви иной…
Было тенью – будет тенью…

Горяча моя постель,
Светел дух мой окрыленный…
Плачет нежный коростель,
Одинокий и влюбленный».

«На лунном небе чернеют ветки…
Внизу чуть слышно шуршит поток.
А я качаюсь в воздушной сетке,
Земле и небу равно далек.

Внизу – страданье, вверху – забавы.
И боль, и радость – мне тяжелы.
Как дети, тучки тонки, кудрявы…
Как звери, люди жалки и злы.

Людей мне жалко, детей мне стыдно,
Здесь – не поверят, там – не поймут,
Внизу мне горько, вверху – обидно…
И вот я в сетке – ни там, ни тут.

Живите, люди! Играйте, детки!
На всё, качаясь, твержу я „нет“…
Одно мне страшно: качаясь в сетке,
Как встречу теплый, земной рассвет?

А пар рассветный, живой и редкий,
Внизу рождаясь, встает, встает…
Ужель до солнца останусь в сетке?
Я знаю, солнце – меня сожжет».

Зеленые, лиловые,
Серебряные, алые…
Друзья мои суровые,
Цветы мои усталые…

Вы – дни мои напрасные,
Часы мои несмелые,
О, желтые и красные,
Лиловые и белые!

Затихшие и черные,
Склоненные и ждущие…
Жестокие, покорные,
Молчаньем Смерть зовущие… –

Зовут, неумолимые,
И зов их всё победнее…
Цветы мои, цветы мои,
Друзья мои последние!

Как ветер мокрый, ты бьешься в ставни,
Как ветер черный, поешь: ты мой!
Я древний хаос, я друг твой давний,
Твой друг единый, – открой, открой!

Держу я ставни, открыть не смею,
Держусь за ставни и страх таю.
Храню, лелею, храню, жалею
Мой луч последний – любовь мою.

Смеется хаос, зовет безокий:
Умрешь в оковах, – порви, порви!
Ты знаешь счастье, ты одинокий,
В свободе счастье – и в Нелюбви.

Охладевая, творю молитву,
Любви молитву едва творю…
Слабеют руки, кончаю битву,
Слабеют руки… Я отворю!

Не март девический сиял моей заре:
Ее огни зажглись в суровом ноябре.

Не бледный халкидон – заветный камень мой,
Но гиацинт-огонь мне дан в удел земной.

Ноябрь, твое чело венчает яркий снег…
Две тайны двух цветов заплетены в мой век,

Два верных спутника мне жизнью суждены:
Холодный снег, сиянье белизны, –

И алый гиацинт, – его огонь и кровь.
Приемлю жребий мой: победность и любовь.

Сошлись чертовки на перекрестке,
На перекрестке трех дорог.
Сошлись к полнбчи, и месяц жесткий
Висел вверху, кривя свой рог.

Ну, как добыча? Сюда, сестрицы!
Мешки тугие, – вот прорвет!
С единой бровью и с ликом птицы, –
Выходит старшая вперед.

И запищала, заговорила,
Разинув клюв и супя бровь:
«Да что ж, неплохо! Ведь я стащила
У двух любовников – любовь.

Сидят, целуясь… А я, украдкой,
Как подкачусь, да сразу – хвать!
Небось, друг друга теперь не сладко
Им обнимать да целовать!

А вы, сестрица?» – «Я знаю меру,
Мне лишь была б полна сума.
Я у пророка украла веру, –