Вот – итог одной странной жизни. Я не знаю, где сгинул мой отец, не знаю где сын. Я, по сути, не знаю, кто я сама… Фамилия матери слишком громко звучала в театральных кругах Москвы, чтобы не знать, где она…
Но я ни о чём не жалею. Жизнь у меня была насыщенной и интересной. Со стороны, она, наверное, даже казалась блестящей. Я строила её, как хотела, никого не подчиняла себе, но и не подчинялась никому, потому что это – слишком больно и страшно.
Эмма Игнатьевна умолкла, а я сидела ошеломлённая и не могла вымолвить ни слова.
– Теперь Вы, Лиля, можете назвать меня монстром и даже презирать, – услышала я сквозь туман в голове слабый голос, почти шелест, – но это совершенно ничего не значит…
Эмма Игнатьевна лежала с закрытыми глазами, на её красивом лице, мраморной белизны, застыла улыбка умиротворения. Приблизившись к ней, я ощутила лёгкое дыхание. Эмма Игнатьевна уснула.
Тихо выйдя из палаты, я пошла в кабинет главврача. Мне казалось, прошла вечность. На самом деле прошёл всего час. Говорить ни о чём не хотелось. Я попрощалась с Маратом и пошла домой. В вестибюле он меня догнал и вручил небольшой свёрток.
– Совсем забыл, Эмма Игнатьевна ещё вчера просила передать тебе…
Я взяла свёрток и пошла на остановку. В автобусе развернула подарок. Даже не удивилась, увидев сборник Владимира Набокова. «Лолиту» я читала и никогда не разделяла восторгов, а вот «Камера обскура» как-то не попадалась на глаза. Открыла страницу, отмеченную закладкой.
Ярким фломастером отчёркнуты слова:
«…жизнь мстит тому, кто пытается хоть на мгновение ее запечатлеть – она останавливается…»
Я поспешно закрыла книгу. Нет никаких сил сейчас вдумываться в эти слова. Скорее бы домой…
Как иногда несколько минут в жизни человека могут изменить всё.
Вдруг сойдутся планеты, цифры… Что там ещё должно было сойтись, чтобы доктор сказал ей в это утро: «Пришли стёклышки и анализ неутешительный, операцию назначаю на завтра». Внутри у Инны что-то оборвалось после этих слов. Потемнело в глазах…
До этого момента в городе сияло лето. Он был таким красивым с улицами-террасами, спускающимися по склонам сопок к голубой бухте. Инна с лёгкостью сбежала по лестнице от остановки автобуса к параллельной улице, где располагалось здание онкоцентра. Она была уверена, что произошла какая-то ошибка, случайно ударилась, вот и появилось неприятное ощущение, а маммолог просто слишком подозрителен. Он так и сказал при прошлом обследовании: «Проверимся, милочка моя, и забудем наши волнения». Он по-отечески приобнял её тогда за плечи и попросил прийти через неделю за результатами.
А теперь назначает срочную операцию, правда, опять успокаивает, что опухоль может быть и доброкачественной, но: «Чем раньше мы исключим все подозрения, тем лучше.» Инна понимает, что это – всего-навсего уловка сердобольного доктора, иначе почему так срочно операция…
Тёмный день встречает Инну за дверями больничного корпуса.
Тёмное небо, серые деревья, лестница крутая и бесконечная, она с трудом преодолевает её и выходит на остановку автобуса… Мозг атакуют чёрные мысли. Она смотрит на свинцовое шоссе и понимает, что самое простое – сейчас выбежать на него, только нужно улучить момент, когда на остановке никого не будет.
Вот она осталась одна у павильона, только большая белая собака, вдруг откуда-то появилась рядом и стояла, почти касаясь её своим тёплым боком и, вдруг ринулась на мостовую… Визг тормозов… Глухой удар.
Инна забежала за павильон. Её тошнило. Желудок мучительно вытряхивал боль, страх. Наконец конвульсии остановились, и Инна вышла из-за павильона. По шоссе мчался непрестанный поток машин.
Никаких следов на дороге и ни одного человека на остановке…
Вскоре подошёл автобус, и Инна поехала домой. Там ждали её муж и дочь… Нужно готовиться к завтрашнему дню.
Операция прошла успешно, к счастью, как и предполагал доктор, маленькая опухоль оказалась доброкачественной и её быстро удалили.
Оказавшись в роковом месте, Инна с ужасом вспомнила событие далёкого дня. Ей было жутко представить, что с ней могло никогда не случиться всего того прекрасного, что после испытания приготовила ей судьба.
Нам не дано узнать, до поры до времени, что ждёт нас за поворотом.
А была ли собака на остановке Инне не узнать никогда…
В больничном коридоре послеобеденная тишина. Только две медсестрички: одна совсем молоденькая, лет двадцати, вторая – значительно старше, взволнованно обсуждают последнее событие.
Читать дальше