Он взглядом поискал ее в толпе –
взгляд обожгла нежданная картина:
шаля с сережкой в девичьем пупе,
Сабрину тискал молодой мужчина.
Мужчина был немыслимо хорош,
а платиновый «Ролекс» на запястье,
казалось, говорил: «Ребята, что ж,
я победил в своей борьбе за счастье».
«Кто этот разнаряженный павлин?» --
спросил Димон у девушки с подносом. –
«А, этот вот чернявый господин?
Курбан Мамедов. Есть еще вопросы?» --
«Курбан Мамедов, русский, гля, спортсмен.
Какое совпадение однако.
А мой Курбанмамед простой туркмен.
Уволю чуркестанскую собаку!»
И тут в нарядный выставочный зал,
чтоб оправдать название движухи,
впустить начальник нищих приказал:
поперли инвалиды и старухи,
с иконами и кружками попы,
и ребятишки с тюбиками клея.
При виде этой ноющей толпы
в башку Димону стукнула идея.
За пару сотен он купил пиджак
и костыли у деда-инвалида
и резво поскакал на костылях
с лицом, где слиплись похоть и обида.
Он подскочил к Курбану: «Слышь, чувак,
позволь твоей красавице впердолить.
Нет? Ну пускай погладит мой елдак.
Ведь ты мужик, ты должен ей позволить!
Я ветеран и инвалид всех войн,
я ногу потерял под Кандагаром! –
так говорил Курбану наш герой,
дыша в лицо шампанским перегаром. –
Ты чё, в натуре? Деньги мне суешь?
Ах ты, чурчхела, теннисист ебаный! –
вопил Димон. – А сам соснуть не хошь?» --
и получил по репе от Курбана.
Он покатился по ступенькам вниз,
ломая костыли и руки-ноги.
И в тот же миг истошный женский визг
пронзил насквозь буржуйские чертоги.
Сабрина Баскунчак визжала так,
что лопались хрустальные плафоны.
Сбежала вниз Сабрина Баскунчак
и обняла несчастного Димона.
«Прости, прости, прости меня, солдат!
Мы все перед тобою виноваты!
Открой глаза. Какой бездонный взгляд…
Покажешь, как целуются солдаты?»
Последние слова произнесла
Сабрина Диме на ухо, чуть слышно.
Охрана к ней в машину отнесла
Димона, и Сабрина следом вышла.
Она была не просто так модель,
а дочерью магната соляного,
и услыхав: «Пардон, мадмуазель,
когда мы сможем повстречаться снова?» --
она сказала: «Слышь, Мамедов, гад,
мне не о чем пиздеть с таким героем!
И если, не дай бог, умрет солдат,
то мы тебя с папанею зароем».
Очнулся на коленях наш Димон –
у барышни в роскошном лимузине.
«Куда мы едем? Боже, это сон?» --
он обратился к плачущей Сабрине.
«Солдатик, ты очнулся, ты живой?
Где больно, милый? Косточки-то целы?» --
«Маленько приложился головой,
а тело… Стоп! Мое ли это тело?
Моя нога! Я чувствую ее!
Позволь мне снять штаны и убедиться!» --
Солдат девчонке показал ружье
и в голову позволил застрелиться.
Потом, из горла жахнув вискаря,
он овладел Сабриной по-солдатски.
«Не зря в Гостинку съездил, ох, не зря! –
шептал Димон. – Дай бог не облажаться!»
Доехав до Московской кольцевой,
шофер их до утра возил по кругу.
«Солдат, я умираю! Ты живой!» --
вопила в ухо дивная подруга.
Когда ж весенний розовый рассвет
чуть подрумянил спящий лик Сабрины,
Димон сказал шоферу: «Эй, сосед,
останови!» -- и вышел из машины.
И миллион чудесных алых роз
во двор, под окна дома на Таганке,
Димон Сабрине вечером привез,
но их уперли бабушки и панки.
Димуля в дверь к Сабрине постучал,
наврав консьержке что-то про ток-шоу.
«Привет, солдатик. Ты по мне скучал?
Вчера мне было очень хорошоу.
Ну, покажись. Какой же ты солдат!
Ты весь какой-то чистенький и модный…
Да мне плевать, женат ты – не женат,
хочу как ветер быть всегда свободной.
Иди, возьми меня в последний раз,
обманщик, жулик, негодяй, притвора!
Спеши! Курбан приедет через час.
Ну, вы с ним отчудили! Вот умора!»
Увы, не в силах автор продолжать.
Димон бежал, и плакала Сабрина.
Мораль: не надо женщин обижать.
Не лгите дамам, если вы мужчина.
Баллада о двух столицах и городе Бологое
Питер есть Питер, Москва есть Москва,
и с места им не сойти,
а бабки есть бабки, и их едва
в Питере можно найти.
Но счастья нету ни там, ни там –
Читать дальше