Мне книгу зла читать невмоготу, а книга блага вся перелисталась. О матерь Смерть, сними с меня усталость, покрой рядном худую наготу.
На лоб и грудь дохни своим ледком, дай отдохнуть светло и беспробудно. Я так устал. Мне сроду было трудно, что всем другим привычно и легко.
Я верил в дух, безумен и упрям, я Бога звал - и видел ад воочью,и рвется тело в судорогах ночью, и кровь из носу хлещет по утрам.
Одним стихам вовек не потускнеть, да сколько их останется, однако. Я так устал! Как раб или собака. Сними с меня усталость, матерь Смерть.
1967
КОЛОКОЛ
Возлюбленная! Ты спасла мои корни! И волю, и дождь в ликовании пью. Безумный звонарь, на твоей колокольне в ожившее небо, как в колокол, бью.
О как я, тщедушный, о крыльях мечтал, о как я боялся дороги окольной. А пращуры душу вдохнули в металл и стали народом под звон колокольный.
Да буду и гулок, как он, и глубок, да буду, как он, совестлив и мятежен. В нем кротость и мощь. И ваятель Микешин всю Русь закатал в тот громовый клубок.
1968
x x x
Трепещу перед чудом Господним, потому что в бездушной ночи никого я не спас и не поднял, по-пустому слова расточил.
Ты ж таинственней черного неба, золотей Мандельштамовых тайн. Не меня б тебе знать, и не мне бы за тобою ходить по пятам.
На земле не пророк и не воин, истомленный твоей красотой,как мне горько, что я не достоин, как мне стыдно моей прожитой!
Разве мне твой соблазн и духовность, колокольной телесности свет? В том, что я этой радостью полнюсь, ничего справедливого нет.
Я ничтожней последнего смерда, но храню твоей нежности звон, что, быть может, одна и бессмертна на погосте отпетых времен.
Мне и сладостно, мне и постыдно. Ты - как дождь от лица до подошв. Я тебя никогда не постигну, но погибну, едва ты уйдешь.
Так прости мне, что заживо стыну. что свой крест не умею нести, и за стыд мой, за гнутую спину и за малый талант мой - прости.
Пусть вся жизнь моя в ранах и в оспах, будь что будет, лишь ты не оставь, ты - мой свет, ты - мой розовый воздух, смех воды поднесенной к устам.
Ты в одеждах и то как нагая, а когда все покровы сняты, сердце падает, изнемогая, от звериной твоей красоты.
1968
x x x
Тебе, моя Русь, не Богу, не зверю молиться молюсь, а верить - не верю.
Я сын твой, я сон твоего бездорожья, я сызмала Разину струги смолил. Россия русалочья, Русь скоморошья, почто не добра еси к чадам своим?
От плахи до плахи по бунтам, по гульбам задор пропивала, порядок кляла,и кто из достойных тобой не погублен, о гулкие кручи ломая крыла.
Нет меры жестокости и бескорыстью, и зря о твоем лее добре лепетал дождем и ветвями, губами и кистью влюбленно и злыдно еврей Левитан.
Скучая трудом, лютовала во блуде, шептала арапу: кровцой полечи. Уж как тебя славили добрые люди бахвалы, опричники и палачи.
А я тебя славить не буду вовеки, под горло подступит - и то не смогу. Мне кровь заливает морозные веки. Я Пушкина вижу на жженом снегу.
Наточен топор, и наставлена плаха. Не мой ли, не мой ли приходит черед? Но нет во мне грусти и нет во мне страха. Прими, моя Русь, от сыновних щедрот.
Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем, и мне в этой жизни не будет защит, и я не уйду в заграницы, как Герцен, судьба Аввакумова в лоб мой стучит.
1969
СТИХИ О РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Ни с врагом, ни с другом не лукавлю. Давний путь мой темен и грозов. Я прошел по дереву и камню повидавших виды городов.
Я дышал историей России. Все листы в крови - куда ни глянь! Грозный царь на кровли городские простирает бешеную длань.
Клича смерть, опричники несутся. Ветер крутит пыль и мечет прах. Робкий свет пророков и безумцев тихо каплет с виселиц и плах...
Но к о г д а закручивался узел и к о г д а запенивался шквал, Александр Сергеевич не трусил, Николай Васильевич не лгал.
Меря жизнь гармонией небесной, отрешась от лживой правоты, не тужили бражники над бездной, что не в срок их годы прожиты.
Не для славы жили, не для риска, вольной правдой души утоля. Тяжело Словесности Российской. Хороши ее Учителя.
2
Пушкин, Лермонтов, Гоголь - благое начало, соловьиная проза, пророческий стих. Смотрит бедная Русь в золотые зерцала. О, как ширится гул колокольный от них!
И основой святынь, и пределом заклятью как возвышенно светит, как вольно звенит торжествующий над Бонапартовой ратью Возрождения русского мирный зенит.
Здесь любое словцо небывало значимо и, как в тайне, безмерны, как в детстве, чисты осененные светом тройного зачина наши веси и грады, кусты и кресты.
Читать дальше