Бенедикт Лифшиц - Полутораглазый стрелец

Горящий воз снопов, как символ новой жатвы.

На обреченное погибели село

Со всех сторон летят разрухи ветры злые,

А город издали последнее тепло

Старается извлечь из этой агонии.

Где золотилась рожь, маховики стучат.

По крыше церкви дым драконом вьется черным,

Мы движемся вперед, и солнечный закат

Уже не кажется причастьем чудотворным.

Проснутся ль некогда поля, исцелены

От ужасов, безумств и зол средневековья,

Садами светлыми, сосудами весны,

До края полными цветущего здоровья?

В подмогу взяв себе и подъяремный скот,

И ветер, и дожди, и солнца дар нетленный,

Построят ли они свой новый мир - оплот,

Спасающий людей от городского плена?

Иль станут, навсегда былых богов изгнав,

Они последними подобиями рая,

Куда в полдневный час придет мечтать конклав

Усталых мудрецов, дремоту поборая?

Покуда ж, к прошлому сжигая все мосты,

Жизнь стала радостью безумно-дерзновенной.

Что долг и что права? Лишь зыбкие мечты

Твои, о молодость, наследница вселенной!

АНРИ ДЕ РЕНЬЕ

222. ЭПИТАФИЯ

Я умер. Я навек смежил глаза свои.

Вчерашний Прокл и ваш насельник, Клазомены,

Сегодня - только тень, всего лишь пепел тленный,

Без дома, родины, без близких, без семьи.

Ужель настал черед испить и мне струи

Летейских вод? Но кровь уж покидает вены.

Цветок Ионии, в пятнадцать лет надменный

Узнав расцвет, увял средь вешней колеи.

Прощай, мой город! В путь я отправляюсь темный,

Из всех своих богатств одной лишь драхмой скромной

Запасшись, чтоб внести за переправу мзду,

Довольный, что и там в сверкающем металле

Я оттиск лебедя прекрасного найду,

Недостающего реке людской печали.

223. ПЛЕННЫЙ ШАХ

Я - шах, но все мои владенья в этом мире -

Листок, где нарисован я.

Они, как видите, увы, едва ли шире

Намного, чем ладонь моя.

Я, любовавшийся денницей золотою

С террас двухсот моих дворцов,

Куда бы я ни шел, влачивший за собою

Толпу угодливых льстецов,

Отныне обречен томиться в заточенье,

Замкнут навеки в книжный лист,

Где рамкой окружил мое изображенье

Иранский миниатюрист.

Но не смутит меня, не знающего страха

Ни пред судьбой, враждебной мне,

Ни пред убийственным бесстрастием Аллаха,

Изгнанье в дальней стороне,

Пока бумажных стен своей темницы тесной

Я - благородный властелин,

И, в мой тюрбан вкраплен, горит звездой чудесной

На шелке пурпурный рубин;

Пока гарцую я на жеребце кауром,

И сокол в пестром клобучке,

Нахохлившись, застыл в оцепененьи хмуром,

Как прежде, на моей руке;

Пока кривой кинжал, в тугие вложен ножны,

За поясом моим торчит;

Пока к индийскому седлу, мой друг надежный,

Еще подвешен круглый щит;

Пока, видениям доверившись спокойным,

Я проезжаю свежий луг,

И всходит в небесах над кипарисом стройным

Луны упавший навзничь лук;

Пока, с моим конем коня пуская в ногу,

Подруга нежная моя

В ночном безмолвии внимает всю дорогу

Печальным трелям соловья

И, высказать свою любовь не смея прямо,

Слегка склоняется ко мне,

Строфу Саади иль Омара Хайяма

Нашептывая в полусне.

АЛЬБЕР САМЕН

224. КОНЕЦ ИМПЕРИИ

В просторном атрии под бюстом триумвира

Аркадий, завитой, как юный вертопрах,

Внимает чтению эфеба из Эпира…

Папирус греческий, руки предсмертный взмах -

Идиллия меж роз у вод синей сапфира,

Но стих сюсюкает и тлением пропах.

Вдыхая лилию, владыка полумира

Застыл с улыбкою в подведенных глазах.

К нему с докладами подходят полководцы:

Войска бегут… с врагом уже нельзя бороться,

Но императора все так же ясен вид.

Лишь предок мраморный, чело насупив грозно,

Затрепетал в углу, услышав, как трещит

Костяк империи зловеще грандиозной.

225. НОКТЮРН

Ночное празднество в Бергаме. Оттого ли,

Что мягким сумраком весь парк заворожен,

Цветам мечтается, и в легком ореоле

Холодная луна взошла на небосклон.

В гондолах медленно подплыв к дворцу Ланцоли,

Выходят пары в сад. За мрамором колонн

Оркестр ведет Люли. При вспышках жирандолей

Бал открывается, как чародейный сон.

Сильфид, порхающих на всем пространстве залы,

Высокой пошлостью пленяют мадригалы,

И старых сплетниц суд не так уже суров,

Когда, напомнивши о временах Регентства,

Гавотов томное им предстоит блаженство

В размеренной игре пахучих вееров.