Мечтая в реактивном самолете
о штуке посильней, чем «Фауст» Гете.
Она сошла по трапу,
помахивая лапой.
Юпитеры нацелились — бабах!
Глазенки осовелые,
штанишки снежно-белые,
бамбуковая веточка в зубах.
А между тем китайское посольство
за девушкой следило с беспокойством.
Снуют администраторы
и кинооператоры
и сыплют им в шампанское цветы.
Ань-Ань, медведь китайский,
с улыбкою шанхайской
дал интервью: Чи-Чи — предел мечты.
Но между тем китайское посольство
за парочкой следило с беспокойством.
Оно Чи-Чи вручило
доносы крокодила
и докладную
от гиппопотама:
Ань-Ань с желаньем низким,
а также ревизионистским
живет со львом из Южного Вьетнама.
Чи-Чи-Чи-Чи, ты будешь вечно юной.
Чи-Чи-Чи-Чи, читай Мао Цзэдуна.
Вот эта штука в красном переплете
во много раз сильней, чем «Фауст» Гете.
Дэн Сяопин Ань-Аню
готовит указанье
«О половых задачах в зоопарке».
Ответственность и нервы...
Использовать резервы...
И никаких приписок по запарке.
И принял Ань решенье боевое —
с Чи совершить сношенье половое.
Уж он на нее наскакивал
и нежно укалякивал,
наобещал и кофе, и какао.
Но лондонская леди
рычала на медведя
и нежно к сердцу прижимала Мао.
Целуя штуку в красном переплете,
которая сильней, чем «Фауст» Гете.
Ань-Ань ревел и плакал,
от страсти пол царапал
и перебил две лапы хунвейбинке.
А за стеной соседи,
дебелые медведи,
любовь крутили на казенной льдинке.
Китайское посольство
следило с беспокойством,
как увозили в Лондон хунвейбинку.
Она взошла по трапу,
хромая на две лапы.
Юпитеры нацелились — бабах...
Глазенки осовелые,
штанишки снежно-белые,
бамбуковая веточка в зубах...
Ань-Ань по страшной пьянке
пробрался к обезьянке
и приставал к дежурной тете Зине...
Друзья, за это блядство,
а также ренегатство
ответ несет правительство в Пекине.
1967
Раз я в Питере с другом хорошим кирнул,
он потом на Литейный проспект завернул,
и все рассказывает мне, все рассказывает,
и показывает, и показывает.
Нет белых чайников в Москве эмалированных,
а Товстоногов — самый левый режиссер.
Вода из кранов лучше вашей газированной,
а ГУМ — он что? Он не Гостиный Двор.
Вы там «Аврору» лишь на карточках видали,
а Невский — это не Охотный Ряд.
Дурак, страдал бы ты весь век при капитале,
когда б не питерский стальной пролетарьят.
А я иду молчу и возражать не пробую,
черт знает что в моей творится голове,
поет и пляшет в ней «Московская особая»,
и нет в душе тоски по матушке-Москве.
Я еще в пирожковой с кирюхой кирнул,
он потом на Дворцовую плошадь свернул,
и все рассказывает мне, все рассказывает,
и показывает, и показывает.
У вас в Москве эмалированных нет чайничков,
таких, как в Эрмитаже, нет картин.
И вообще, полным-полно начальничков,
а у нас товарищ Толстиков один.
Давай заделаем грамм триста сервелата!
Смотри, дурак, на знаменитые мосты.
На всех московских ваших мясокомбинатах
такой не делают копченой колбасы.
А я иду молчу и возражать не пробую,
черт знает что в моей творится голове,
поет и пляшет в ней «Московская особая»,
и нет в душе тоски по матушке-Москве.
Я и в рюмочной рюмку с кирюхой кирнул,
он потом на какой-то проспект завернул,
и все рассказывает мне, все рассказывает,
и показывает, и показывает.
Нет белых чайничков в Москве эмалированных,
а ночью белою у нас светло, как днем.
По этой лестнице старушку обворовывать
всходил Раскольников с огромным топором.
Лубянок ваших и Бутырок нам не надо.
Таких, как в «Норде», взбитых сливок ты не ел.
А за решеткой чудной Летнего, блядь, сада
я б все пятнадцать суток отсидел.
А я иду молчу и возражать не пробую,
черт знает что в моей творится голове,
поет и пляшет в ней «Московская особая»,
и нет в душе тоски по матушке-Москве.
Мотоцикл патрульный подъехал к нам вдруг,
я свалился в коляску, а рядом — мой друг...
«В отделение!» А он все рассказывает,
и показывает, и показывает.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу