Антон Дельвиг - Стихотворения, не вошедшие в сборник 1829 года

Я музами проклят.

Подняв печально руки,

С надеждою в очах,

Познаний от науки

Я требовал в слезах.

Наука возвратила

Мне счастье и покой

И чуть не примирила

С завистливой судьбой.

Но я, неблагодарный,

(Чем тихомолком жить!)

С улыбкою коварной

Стал дщерь ее бранить.

И, взявши посох в руки,

На цыпочках, тишком

Укрылся от науки

С затейливым божком.

Амур к младой Темире

Зажег во мне всю кровь,

И я на томной лире

Пел радость и любовь.

Простился я с мечтою,

В груди простыла кровь,

А все еще струною

Бренчу кой-как любовь -

И в песнях дышит холод,

В элегиях бомбаст;

Сатиров громкий хохот

Моя на Пинде часть,

‹1815›

(Баллада)

Бородинские долины

Осребрялися луной,

Громы на холмах немели,

И вдали шатры белели

Омраченной полосой!

Быстро мчалися поляки

Вдоль лесистых берегов,

Ива листьями шептала,

И в пещерах завывала

Стая дикая волков.

Вот в развалинах деревня

На проталине лежит.

Бурные, ночлег почуя,

Гривы по ветру волнуя,

Искры сыпали с копыт.

И стучит поляк в избушку:

"Есть ли, есть ли тут жилой?"

Кто-то в окнах шевелится,

И громчей поляк стучится:

"Есть ли, есть ли тут жилой?"

– "Кто там?" – всадника спросила

Робко девица-краса. -

"Эй, пусти в избу погреться,

Буря свищет, дождик льется,

Тьмой покрыты небеса!"

– "Сжалься надо мной, служивый!

Девица ему в ответ. -

Мать моя, отец убиты,

Здесь одна я без защиты,

Страшно двери отпереть!"

– "Что красавице бояться?

Ведь поляк не людоед!

Стойла конь не искусает,

Сбруя стопку не сломает,

Стол под ранцем не падет".

Дверь со скрыпом отскочила,

Озирается герой;

Сняв большую рукавицу,

Треплет красную девицу

Он могучею рукой.

"Сколько лет тебе, голубка?"

– "Вот семнадцатый к концу"!

– "А! так скоро со свечами,

Поменявшися кольцами,

С суженым пойдешь к венцу!

Дай же выпить на здоровье

Мне невесты с женихом.

До краев наполнись, чаша,

Будь так жизнь приятна ваша!

Будь так полон здешний дом!"

И под мокрой епанчею

Задремал он над ковшом.

Вьюга ставнями стучала,

И в молчании летала

Стража польская кругом.

За гремящей самопрялкой

Страшно девице одной,

Страшно в тишине глубокой

Без родных и одинокой

Ей беседовать с тоской.

Но забылась – сон невольно

В деве побеждает страх;

Колесо чуть-чуть вертится,

Голова к плечу клонится,

И томленье на очах.

С треском вспыхнула лучина,

Тень мелькнула на стене,

В уголку без покрывала

Дева юная лежала,

Улыбаясь в тихом сне.

Глядь поляк – прелестной груди

Тихим трепетом дышат:

Он невольно взоры мещет,

Взор его желаньем блещет,

Щеки пламенем горят.

Цвет невинности непрочен,

Как в долине василек:

Часто светлыми косами

Меж шумящими снопами

Вянет скошенный цветок.

Но злодей! чу! треск булата -

Слышь: "К ружью!" – знакомый глас,

Настежь дверь – как вихрь влетает

В избу русский: меч сверкает -

Дерзкий, близок мститель-час!

Дева трепетна, смятенна,

Пробудясь, кидает взгляд;

Зрит: у ног поляк сраженный

Из груди окровавленной

Тащит с скрежетом булат.

Зрит, сама себе не верит -

Взор восторгом запылал:

"Ты ль, мой милый?" – восклицает,

Русский меч в ножны бросает,

Девицу жених обнял!

‹1815›

Здравия полный фиал Игея сокрыла в тумане,

Резвый Эрот и хариты с тоскою бегут от тебя:

Бледная тихо болезнь на ложе твое наклонилась,

Сон сменяется стоном, моленьем друзей – тишина.

Тщетно ты слабую длань к богине младой простираешь,

Тщетно! – не внемлет Игея, молчит, свой целительный взор

Облаком мрачным затмила, и Скорбь на тебя изливает

С колкой улыбкою злобы болезни и скуки сосуд.

Юноша! что не сзовешь веселий и острого Мома?

С ними Эрот и хариты к тебе возвратятся толпой;

Лирой, звенящею радость, отгонят болезни и скуки

И опрокинут со смехом целебный фиал на тебя.

Дружба даст помощи руку; Вакх оживит твои силы;

Лила невольно промолвится, скажет, краснея, "люблю",

С трепетом тайным к тебе прижимаясь невинною грудью,

И поцелуй увенчает блаженное время любви.

Блажен, кто за рубеж наследственных полей

Ногою не шагнет, мечтой не унесется;

Кто с доброй совестью и с милою своей