Андрей Валентинов - Ловля ветра

В Херсонес я вернулся — зачем? почему?
Молча корчатся камни в белесом дыму.
Что любить здесь? Руины? Колючий репейник?
Шайку жалких людишек? Ей-ей не пойму!

Стая черных попов и музейный синклит
Вновь дерутся за груду околотых плит.
Спят под ними герои, жрецы, мореходы…
Свора жадных гиен над костями шумит.

Мы Косцюшку ругаем — он плохо копал.
Мы за ним подбираем — он плохо копал.
Спит титан под колонной с отбитым распятьем,
Но сердиты пигмеи — он плохо копал.

Где приял крест Владимир, мне тайну открой.
Где тот холм, где крестился великий святой?
Ставим храмы, шумим, диссертации пишем —
Старый грешник смеется за нашей спиной.

Херсонесская ночь — темнота, духота.
А душа, как и темень, скучна и пуста.
Каждый куст, каждый камень грехи покрывает.
Только звездная россыпь над нами чиста.

Я убит у ворот — боль прожгла до кости.
Над могилой трава не успела взрасти.
Стал я твердью свободной земли херсонесской,
А надгробье — стеною на вашем пути.

Город жил, город старился, город почил.
Желтый саван травы над камням застыл.
Спят под ним мертвецы сорока поколений.
И роятся шакалы у старых могил.

Старый меч я нашел, где камней был развал.
Ночью призрак явился и тихо сказал:
"Трус! Способен ты лишь воевать с мертвецами!
Был бы жив я, ты меч никогда б не забрал!"

Раскаленная ночь, херсонесская страсть,
Рвется в двери Астарта, чтоб душу украсть.
Покупаю бутылку и кружку готовлю —
Лишь один Дионис не дает нам пропасть!

Грешен я! Грех не смоет в крестильне вода.
За грехи в рай не пустят меня никогда.
Но другие не праведней — в ад ехать вместе.
Так к чему горевать? Мир был грешен всегда!

Этот город предателей, плутов, лжецов
С четырех подожжен был когда-то концов.
На руинах теперь — новых грешников стадо.
И, конечно, не лучше своих праотцов.

Правды некуда деть — добродетель пресна.
Слишком долго терпеть рад вечного сна.
Херсонес! Херсонес! Ты отверг добродетель.
Здесь руины теперь. Участь грешных ясна.

Тишина серых плит и разрушенный дом —
Этот город погиб, как когда-то Содом.
Если будут искать тех, кто жил здесь безгрешно,
Где-то с дюжину сыщут — с немалым трудом.

Нам не нужно любви — мы хлестали вино.
Все ушло, не зови — мы хлестали вино.
Гавриил к нам сойдет и мечом пощекочет.
Брось, старик, не шуми! Мы хлестали вино.

Не изменишь — не спал я с тобой никогда.
Ночью бредишь — не спал я с тобой никогда.
Херсонесский загул. Ведь никто не поверит!
Ты уедешь — не спал я с тобой никогда.

Не дождаться никак нем с тобой темноты.
В холодке оживают под небом мечты.
Ищешь дам ты в ночи, я — вино выбираю.
Оба грешники мы: пьяный я, шалый — ты.

Если дама красна — ей дарован успех.
Если дама страшна — ей презренье и смех.
Херсонесский загул их на миг уравняет —
Здесь средь желтой травы по ночам любят всех.

Как копать по науке, умеет не всяк.
Учим крепче держать мы кирку молодняк.
Крепче бей! Не спеши! Острием цель точнее!
Так учили с мечом обращаться вояк.

Из раскопа доносится радостный крик —
Чей-то точный удар погребенья достиг.
Нависает толпа, суетится фотограф…
Здесь лежит человек! Замолчите на миг!

Архитектор бы пьян, и подрядчик был пьян.
У бригады строителей тот же изъян.
Вышел дом кособок. Постоял. Развалился.
И теперь мы дивимся: какой странный план!

Здесь стояло когда-то с полтыщи солдат.
Позастроили все на вояцкий свой лад.
Мы копаем руины казарм, туалетов…
Из-под серой земли слышен сдавленный мат.

Castra militas здесь — легиона оплот.
Удивляясь, копает руины народ.
Ни к чему нам историк! Тут прапорщик нужен!
Только он этот каменный бред разберет.

Если жизнь Херсонеса и вправду роман,
То роман не про Рим, а из жизни цыган.
По сараям ютимся, в саванне ночуем.
Можно съехать с ума, если трезв, а не пьян.