3. Так думал заботливый хозяин, а уже к нему текли гости из разных переулков города Москвы.
4. Вдоль одного и того же переулка семенил Поповский, а за ним поспешал сам Дрожжиковский, вспоминая белую сирень.
5. Закат был напоен грустью. Розовые персты горели на бирюзовой эмали; словно кто-то, весь седой, весь в пурпуровых ризах, протягивал над городом благословляющие руки.
6. Словно кто накадил. Теперь кадильный дым таял синевато-огненным облачком.
7. Благовестили.
1. В булочной Савостьянова всходили белые хлебы.
2. Один толстый булочник осведомился, много ли имелось дрожжей, и, узнав, что достаточно, засветил лампадку.
3. Шагая по улицам, можно было видеть в иных окнах то красненький, то зелененький огонек.
4. Это теплилась лампадка.
5. Завтра был Троицын день, и православные наливали в лампадки деревянное масло.
6. Вот теперь святые язычки робко пламенели перед Господом.
7. Не один атеист жаловался на боль желудка.
1. Уже гости собирались. Довольный хозяин приказал подавать чай.
2. В освещенной передней лежали шляпы, шапки и фуражки.
3. Но позвонили. Вошел Поповский.
4. Он снял калоши и направился в залу.
5. Едва пришел Поповский, как уже звонил сам Дрожжиковский; поглядывая на часы и протирая пенсне, он вошел, встреченный приветствиями.
6. Всем он подал свою милостивую руку. Вокруг него уже образовалась группа почитателей; сюда подошли поклонники Ницше, мистики и оргиасты.
7. Только один не подошел, а стоял у окна, закуривая папироску.
8. Он был высокий и белокурый, с черными глазами; у него было лицо аскета.
9. Его короткая, золотая борода была тщательно подстрижена, а на ввалившихся щеках играл румянец.
1. Был тут и хилый священник в серой рясе и с золотым крестом.
2. Его атласные волосы, белые как снег, были расчесаны; он разглаживал седую бороду.
3. Он больше слушал, чем говорил, но умные синие глаза обводили присутствующих… И всякий почтил про себя это старое молчание.
1. Еще не начинали общей беседы, но уже улицы пустели и фонари зажигались один за другим.
2. Заря пробивала тяжелое облако, которое сверкало в пробитых местах. Заря стояла всю ночь эти дни над Москвой, словно благая весть о лучших днях.
3. Завтра был Троицын день, и его прославляла красивая зорька, прожигая дымное облачко, посылая правым и виновным свое розовое благословение.
1. В открытое окно рвался ветерок, донося запах белой сирени.
2. Вспоминал Дрожжиковский белую сирень, как забвение болезней и печалей.
3. Он начинал свою речь среди гробового внимания присутствующих.
4. Он заговорил прерывистым голосом, часто останавливаясь, чтобы закруглять фразы.
5. Потом он уже редко останавливался, и фразы вылетали из уст его словно выточенные из слоновой кости.
6. Молчал старый священник в серой рясе, склонив белую как лунь голову, прикрыв чело и глаза рукой.
7. На него падал красноватый свет лампы. Черная тень от руки затенила бледное чело.
8. Развалились на стульях, а хозяин на цыпочках подходил то к одному, то к другому, предлагая чаю.
9. Тут же сидел поклонник петербургского мистика, колупая угреватое лицо свое.
10. Поповский приютился у печки и еще до начала сообщения заблаговременно скривил свой рот.
11. В открытое окно рвался ветерок, донося запах сиреней.
12. Вспоминал Дрожжиковский белую сирень. Говорил о забвении болезней и печалей.
1. Огромный синий купол закрыл собою закат; его края рдели и сверкали; его тень пала на Москву.
2. А Дрожжиковский упомянул о потоке времени, и, казалось, глаза его видели туманную Вечность.
3. Он воскрешал угасших великанов; он связывал их мысли; он видел движение этой мысли, указывая на повороты ее.
4. И всем казалось, что они сидят на утлом суденышке среди рева свинцовых волн, а Дрожжиковский их опытный кормчий.
5. Он говорил о залпах ракет и фейерверке мыслей и грез; он спрашивал только: «Где теперь эти ракеты?»
6. Он сравнивал мысли философов и поэтов с растаявшей пеной изумрудного моря; он спрашивал у присутствующих: «Где она?»
7. И молчал священник в серой рясе, склонив белую голову, прикрыв бледное чело и ясные очи дрожащей рукой.
1. Зарница мигнула из синего купола, закрывшего закат. На лица слушающих падали тени, преображая лица, выдвигая складки грусти и меланхолии.
2. Но это только казалось от падающих теней; а на самом деле лица их ничего не выражали; все они были довольны собой и Дрожжиковским.
3. Хотя сам Дрожжиковский не был доволен ни собой, ни умственным движением XIX столетия.
Читать дальше