Здесь великие учились —
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
<1911>
«Прости мой стих, безумьем гневный…»
Прости мой стих, безумьем гневный,
Прости мой смех, на стон похожий!
Измучен пыткой ежедневной,
Я слез твоих не разгадал!
Мы снова брошены на ложе,
И ты рукой, почти бессильной,
Но все торжественней, все строже
Мне подаешь святой фиал.
Кругом чернеет мрак могильный,
Жизнь далеко, ее не слышно,
Не это ль склеп, глухой и пыльный,—
Но ты со мной — и счастлив я.
<1911>
«— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!..»
— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
— Что же будет, что же будет с прежней тьмой?
— Тьма исчезнет, тьма растает в блеске дня!
— Ах, уже лучи, как пламя, жгут меня!
— Будь же счастлив, будь же светел в светлый час!
— Таю в блеске, исчезаю, я — погас.
— Что же ты не славишь в песне вечный свет?
— У того, кто гаснет в свете, песен нет.
— Солнце! Солнце! Снова! Снова ты со мной!
— Вижу свет, но я окутан прежней тьмой.
21 января 1912
«Чуть видные слова седого манускрипта…»
Чуть видные слова седого манускрипта,
Божественный покой таинственных могил,
И веянье вокруг незримых дивных крыл,—
Вот, что мечталось мне при имени Египта.
Но всё кругом не то! Под тенью эвкалипта
Толпятся нищие. Дым парохода скрыл
От взглядов даль песков, и мутен желтый Нил.
Гнусавый вой молитв доносится из крипта.
Я вечером вернусь в сверкающий отель
И, с томиком Ренье прилегши на постель,
Перенесусь мечтой на буйный берег Сены.
О, гордый фараон, безжалостный Рамсес!
Твой страшный мир погиб, развеялся, исчез,—
И Хронос празднует бесчисленные смены.
9 марта 1912
Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,
Что тени вымысла плоть обретут для нас,
Что поплывет судно, громадной «Грет-Истерна»,
Что полюс покорит упрямый Гаттерас,
Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,
Что по полям пойдет, влекомый паром, Слон,
Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую,
Что капитан Робюр прорежет небосклон.
Свершились все мечты, что были так далеки.
Победный ум прошел за годы сотни миль;
При электричестве пишу я эти строки,
И у ворот, гудя, стоит автомобиль;
На полюсах взвились звездистые знамена;
Семья «Титаников» колеблет океан;
Подводные суда его взрезают лоно,
И в синеву, треща, взлетел аэроплан.
Но есть еще мечта, чудесней и заветней;
Я снова предан ей, как в юные года:
Там, далеко от нас, в лазури ночи летней,
Сверкает и зовет багряная звезда.
Томят кою мечту заветные каналы,
О существах иных твердят безвольно сны…
Марс, давний, старый друг! наш брат! двойник наш алый!
Ужели мы с тобой вовек разлучены!
Не верю! Не хочу здесь, на зеленом лоне,
Как узник, взор смежить! Я жду, что сквозь эфир,
В свободной пустоте, помчит прибор Маркони
Приветствия земли в родной и чуждый мир;
Я жду, что, наконец, увижу шар блестящий,
Как точка малая, затерянный в огнях,
Путем намеченным к иной земле летящий,
Чтоб братство воссоздать в разрозненных мирах.
28 мая 1912
Зыблются полосы света
В черной, холодной воде.
Страстным вопросам ответа
Нет в этом мире нигде!
Небо закрыто туманом,
Звезды незримы во мгле.
Тайным и горьким обманом
Облито все на земле.
Вы, фонари! — повторенья
Светлых, небесных очей,
Как ваше зыбко дробленье
В сумраке черных ночей.
Ты, неживого канала
Черная, злая вода,—
Как ты дробишься устало,
Сжата в гранит навсегда!
Зыблются отблески света,—
Блеск фонарей на воде…
Страстным вопросам ответа
Нет в этом мире нигде!
1 ноября 1912
Петербург
«Три женщины — белая, черная, алая…»
Три женщины — белая, черная, алая —
Стоят в моей жизни. Зачем и когда
Вы вторглись в мечту мою? Разве немало я
Любовь восславлял в молодые года?
Сгибается алая хищной пантерою
И смотрит обманчивой чарой зрачков,
Но в силу заклятий, знакомых мне, верую:
За мной побежит на свирельный мой зов.
Проходит в надменном величии черная
И требует знаком — идти за собой.
Читать дальше