Вячеслав Иванов - Cor ardens

Внук за дедушкой пришел.

Солнце весело печет,

С крыш завеянных течет.

С вешней песней ветер пляшет,

Черными ветвями машет,

Понагнал издалека

Золотые облака.

Повечерела даль. Луг зыблется, росея,

Как меч изогнутый воздушного Персея,

Вонзился лунный серп, уроненный на дно,

В могильный ил болот, где жутко и темно,

Меж сосен полымя потускнувшее тлеет.

Потухшей ли зари последний след алеет?

Иль сякнущая кровь, что с тверди не стекла,

Сочится в омуты померкшего стекла?

В заревой багрянице выходила жница,

Багрянец отряхнула, возмахнула серпом,

Золот серп уронила

(— Гори, заряница!-),

Серп вода схоронила

На дне скупом.

И, послушна царице, зыбких дев вереница

Меж купавами реет (— мы сплетем хоровод!-),

Серп исхитить не смеет

(— Звени, вечерница!-)

И над гладью белеет

Отуманенных вод.

Серп в стеклянной темнице! (— Промелькнула

зарница!..)

Серп в осоке высокой! (— Сомкнулся круг!..-)

Над зеркальной излукой

Мы храним, о царица,

Серп наш, серп крутолукий -

От твоих подруг!

У меня ль, у Заряницы,

Злат венец;

На крыльце моей светлицы

Млад гонец.

Стань над поймой, над росистой,

Месяц млад!

Занеси над серебристой

Серп-булат!

Тем серпом охладных зелий

Накоси;

По росам усладных хмелей

Напаси!

Я ль, царица, зелий сельных

Наварю;

Натворю ли медов хмельных

Я царю.

Громыхнула колесница

На дворе:

Кровь-руда, аль багряница,

На царе?

Царь пришел от супротивных,

Знойных стран;

Я омою в зельях дивных

Гнои ран.

Зевы язвин улечу я,

Исцелю;

Рот иссохший омочу я

Во хмелю.

Скинет царь к ногам царицы

Багрянец…

У меня ль, у Заряницы,

Студенец!

Помертвела белая поляна,

Мреет бледно призрачностью снежной.

Высоко над пологом тумана

Алый венчик тлеет зорькой нежной.

В лунных льнах в гробу лежит царевна;

Тусклый венчик над челом высоким…

Месячно за облаком широким -

А в душе пустынно и напевно…

Мгла тусклая легла по придорожью

И тишина.

Едва зарница вспыхнет беглой дрожью.

Едва видна

Нечастых звезд мерцающая россыпь.

Издалека

Свирелит жаба. Чья-то в поле поступь -

Легка, лежа…

Немеет жизнь, затаена однажды;

И смутный луг,

И перелесок очурался каждый -

В волшебный круг,

Немеет в сердце, замкнутом однажды,

Любви тоска;

Но ждет тебя дыханья трепет каждый -

Издалека…

Повилики белые в тростниках высоких,-

Лики помертвелые жизней бледнооких,-

Жадные пристрастия мертвенной любви,

Без улыбки счастия и без солнц в крови…

А зарей задетые тростники живые

Грезят недопетые сны вечеровые,

Шелестами темными с дремой говорят,

Розами заемными в сумраке горят.

В алый час, как в бору тонкоствольном

Лалы рдеют и плавится медь,

Отзовись восклоненьем невольным

Робким чарам — и серп мой приметь!

Так позволь мне стоять безглагольным,

Затаенно в лазури неметь,

Чаровать притяженьем безвольным

И, в безбольном томленьи,— не сметь…

Сладко месяцу темные реки

Длинной лаской лучей осязать;

Сладко милые, гордые веки

Богомольным устам лобызать!

Сладко былью умильной навеки

Своевольное сердце связать.

Лебеди белые кличут и плещутся…

Пруд — как могила, а запад — в пыланиях…

Дрожью предсмертною листья трепещутся -

Сердце в последних сгорает желаниях!

Краски воздушные, повечерелые

К солнцу в невиданных льнут окрылениях…

Кличут над сумраком лебеди белые -

Сердце исходит в последних томлениях!

За мимолетно-отсветными бликами

С жалобой рея пронзенно-унылою,

В лад я пою с их вечерними кликами -

Лебедь седой над осенней могилою…

Волшба ли ночи белой приманила

Вас маревом в полон полярных див,

Два зверя-дива из стовратных Фив?

Вас бледная ль Изида полонила?

Какая тайна вам окаменила

Жестоких уст смеющийся извив?