Ольга Афраймович: Терновый куст

Жду последнего звонка,
Сердце камушком,
Нет начала мне,
Только зернышка
Непроросшего сладка
Сердцевиночка
Обещало свет
Мое солнышко…

Я дышала бы и пела,
Только — плакать не могу
Та свеча уже сгорела,
Я вторую берегу,

Пуще глаза своего,
Пуще нежности,
Что нетронутой
Возвращала вам,
И теперь мне далеко
До безгрешности
С языка не жаль
Слова шалого

Разве скуден чудесами?
Мне же застит белый свет
Обгоревшей свечки пламя,
Капли, капли на паркет…

Жду последнего звонка,
Сердце камушком,
Нет начала мне,
Только с донышка
Дума, муторно сладка
Передышкою
Дунь на шалую,
Мое солнышко…

Распрямила бы я плечи
В черный без окошек зал
Он принес мне пару свечек,
А что делать, не сказал…

Колыбельных я тебе не пела,
В страхе успокоить не умела
Кто тебе о радости споет,
Плачущее зеркало мое?

Вышел от меня ты босоногим,
Ради переменчивого бога
Спи, покуда я еще не сплю,
Сладко так, как горечь я коплю.

Слезки утирая,
За тобою вслед вздыхаю
Горюшко мое,
Видно, виновата,
Так, безумной, мне и надо
Полно воздает,

В малом отраженье
Весь кошмар землетрясенья
Крепко ли стою?
В грохоте кромешном,
Цепенении беспечном
Что тебе пою?

Мертвы снежинки после Рождества,
Лениво им на белое ложиться…
Так странно мне, что я еще жива,
Но страшно, что не стану суетиться,
А если вкруг оси своей кружиться
Калейдоскопом детским голова,
Ссыпаются тяжелые слова,
Такие мертвые, что после Рождества
До самой Пасхи хочется забыться.

Как просто мне бывает воскресать
Как сбросить гарь последней сигареты,
Не страшно даже ласки недобрать
Сам Черт меня боится несогретой,
И, если верить в прежние приметы,
Недолго мне осталось умирать…
Мне, право, больше нечего терять
Картинки сыплются, пока рукой подать
До лампы электрического света.

Мертвы снежинки — мертвые слова,
Лениво им на белое ложиться…
Не странно вам, что я еще жива,
Но странно, что не стану суетиться,
А стану вкруг оси своей кружиться
Калейдоскопом детским голова,
Там мерзлый снег и белые слова,
Такие мертвые, что после Рождества
До самой Пасхи хочется забыться.

Болишь во мне — или светишься?
Горишь во мне — или мечешься?
Без спроса шаги твои слушаю,
Подарков твоих мне не надобно
Сорокой-воровкой нескладною,
До слез на сияние падкою,
Монетки блестящие крадены,
И жжет сторона оборотная…

Ни тени, ни слова, ни шороха
Гора отсыревшего пороха,
Молитвой моей безголосою
Четыре стены сотрясаются…
Слепыми, нагими, тверезыми
Такие на свет появляются.
Земным претворением насилуя,
Наказанных жаждой — не милуют,
В пыли, в паутине и в копоти
К святым да не будут причислены…
Зачем я узнала, о Господи,
Что ад повторится прижизненный?

Сказочка подвенечная
Кто мне тебя рассказывал,
Сны нагоняла вечные,
Да не пора ль завязывать?

Нынче-то лишь про мороки,
Казни — за что не ведаю,
Бегаю от топорика
И с головой беседую:

Жаль мне тебя, кудрявую,
Жалко, непреклоненную,
Правую и неправую,
Злую и непреклонную

Табу на шее ломаной,
Как тебе трепыхается?
Цепи не мною кованы
Тошно просить да каяться,

Табу не мной навязано
Мне-то какая разница,
С нежной какой гримасою
Мой колобок покатится,

Мне-то уже до лампочки,
Что топоры наточены
Гибну заради сказочки,
Сказочки незаконченной.

Та ворона на суку
Не по-птичьи вовсе выла,
Клюв от хлеба воротила,
Эту снежную муку
Проклиная что есть силы
Господи меня помилуй,
Слушать больше не могу
Неустанную возню
Полудохлой вещей твари
Гордый, горестный в угаре
К Валентиновому дню
Жизнь со смертью мне подарит.
День на век его состарит
Я подарок уроню.
А ворона на беду
Хлеба вовсе не просила
И со смертью не шутила
Что за шуточки в бреду?
И в бреду я говорила:
Это просто, это мило
Ты ушел, и я уйду.