Иннокентий Анненский - Трактир жизни

Но я твоей, поэт, завидую судьбе:
Твой тих далекий дом, и не грозит тебе
Позора – понимать, и ужаса – родиться.

О Майя, о поток химер неуловимых,
Из сердца мечешь ты фонтан живых чудес!
Там наслажденья миг, там горечь слез незримых,
И темный мир души, и яркий блеск небес.
И самые сердца рожденных на мгновенье
В цепи теней твоих, о Майя, только звенья.
Миг – и гигантская твоя хоронит тень
В веках прошедшего едва рожденный день
С слезами, воплями и кровью в нежных венах…
Ты молния? Ты сон? Иль ты бессмертья ложь?
О что ж ты, ветхий мир? Иль то, на что похож,
Ты вихорь призраков, в мелькании забвенных?

О ты, которая на миг мне воротила
Цветы весенние, благословенна будь.
Люблю я, лучший сон вздымает сладко грудь,
И не страшит меня холодная могила.

Вы, милые глаза, что сердцу утро дней
Вернули, – чарами объятого поныне
Забыть вы можете – вам не отнять святыни:
В могиле вечности я неразлучен с ней.

Мне душу странное измучило виденье,
Мне снится женщина, безвестна и мила,
Всегда одна и та ж и в вечном измененьи,
О, как она меня глубоко поняла…

Всё, всё открыто ей… Обманы, подозренья,
И тайна сердца ей, лишь ей, увы! светла.
Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела,
Она горячие рождает испаренья.

Брюнетка? русая? Не знаю, а волос
Я ль не ласкал ее? А имя? В нем слилось
Со звучным нежное, цветущее с отцветшим;

Взор, как у статуи, и нем, и углублен,
И без вибрации спокоен, утомлен.
Такой бы голос шел к теням, от нас ушедшим…

Мы полюбили друг друга в минуты глубокого сна:
Призрак томительно-сладкий и странный – она,

Маски, и вечно иной, никогда предо мной не снимая,
Любит она и меня понимает, немая…

Так, к изголовью приникнув, печальная нежная мать
Сердцем загадки умеет одна понимать.

Если же греза в морщинах горячую влагу рождает,
Плача, лицо мне слезами она прохлаждает…

Цвета назвать не умею ланиты ласкавших волос,
Имя?.. В нем звучное, помню я, с нежным слилось.

Имя – из мира теней, что тоскуют в лазури сияний,
Взоры – глубокие взоры немых изваяний.

Голос – своею далекой, и нежной, и вечной мольбой,
Напоминая умолкших, зовет за собой…
1901

Забвенный мрак аллей обледенелых
Сейчас прорезали две тени белых.
Из мертвых губ, подъяв недвижный взор,
Они вели беззвучный разговор;
И в тишине аллей обледенелых
Взывали к прошлому две тени белых:
«Ты помнишь, тень, наш молодой экстаз?»
«Вам кажется, что он согрел бы нас?»
«Не правда ли, что ты и там всё та же,
Что снится, тень моя, тебе?» – «Миражи».
«Нет, первого нам не дано забыть
Лобзанья жар… Не правда ль?» – «Может быть».
«Тот синий блеск небес, ту веру в силы?»

«Их черные оплаканы могилы».
Вся в инее косматилась трава,
И только ночь их слышала слова.

Начертания ветхой триоди
Нежным шепотом будит аллея,
И, над сердцем усталым алея,
Загораются тени мелодий.

Их волшебный полет ощутив,
Сердце мечется в узах обмана,
Но навстречу ему из тумана
Выплывает банальный мотив.

О, развеяться в шепоте елей…
Или ждать, чтоб мечты и печали
Это сердце совсем закачали
И, заснувши… скатиться с качелей?

Сердце исходит слезами,
Словно холодная туча…
Сковано тяжкими снами,
Сердце исходит слезами.

Льются мелодией ноты
Шелеста, шума, журчанья,
В сердце под игом дремоты
Льются дождливые ноты…

Только не горем томимо
Плачет, а жизнью наскуча,
Ядом измен не язвимо,
Мерным биеньем томимо.

Разве не хуже мучений
Эта тоска без названья?
Жить без борьбы и влечений
Разве не хуже мучений?

Я долго был безумен и печален
От темных глаз ее, двух золотых миндалин.

И всё тоскую я, и все люблю,
Хоть сердцу уж давно сказал: «Уйди, молю»,