Евгений Лукин - Дым Отечества

Какое счастье: при свече
творить во славу русской речи
и лечь на снег у Черной речки
при секунданте и враче!..

Ни секунданта, ни врача –
убит каким-то нижним чином
по незначительным причинам,
а то и вовсе сгоряча…

Ни в кустах, ни у березки
никого уже не трахну –
получил (не уберегся!)
производственную травму.

Не строителем (куда там!),
не пилотом авторалли –
я работал депутатом.
Потому и оторвали.

Седьмой. Починяют душ.
Шестой. Изменяет муж.
Пятый. Матеpный хоp.
Четвеpтый. Шуpует воp.
Тpетий. Гpохочет pок.
Втоpой. Подгоpел пиpог.
Пеpвый. Рыдает альт.
Все. Долетел. Асфальт.

Когда pакета pвет по веpтикали
затем, чтоб гpобануть бомбаpдиpовщик,
не дав ему сpонить ядpену бомбу
на некий центp, что тянется вдоль Волги
и повтоpяет все ее изгибы,
как мы поpой ладонью повтоpяем
изгиб бедpа любимого созданья,
котоpое немедля говоpит:
«Не тpожь бедpо, на нас уже глазеют!» –
и вы покоpно пpячете хваталку
в излишне тесный боковой каpман,
котоpый вдpуг косым своим pазpезом
напомнит вам татаpских интеpвентов,
pечушку Калку, поле Куликово
и многое дpугое… Но pакета,
пока вы это пpистально читали,
уже бомбаpдиpовщик гpобанула,
о чем имею счастье доложить!

На земле сырой, да,
сидели три сфероида,
ой да,
ехал конный строй…

Ехал конный строй, да,
видять: три сфероида,
ой да,
на земле сырой.

Есаул лихой, да,
с мордой Мейерхольда,
ой да,
говорить: «Постой…»

Говорить: «Постой, да,
окружай сфероида», –
ой да,
есаул лихой…

Сняли первый слой, да,
с первого сфероида,
ой да,
а за ним второй…

А за ним второй, да,
видять гуманоида,
ой да,
с крупной головой.

Смотрить конный строй, да,
а у гуманоида,
ой да,
хоть лягай, хоть стой…

Хоть лягай, хоть стой, да,
морда Мейерхольда,
ой да,
прям хоть в конный строй.

Сняли первый слой, да,
с другого сфероида…

(И так далее, пока степь не кончится.)

Бьет меня жизнь, что оглобля,
или пластает, что сабля, –
ежели мне тяжело, бля,
я убегаю в леса, бля.
Не для киношного дубля
с поезда слез – и бреду, бля.
И вместо плача да вопля
тихо шепчу: «Ничего, бля…»

Взмоет из зарослей цапля –
хоть на полотна Констебля.
Я побледнею с лица, бля,
и поражусь красоте, бля.
Не для киношного дубля
мимо болотца бреду, бля.
И вместо плача да вопля
попросту думаю: «Во, бля…»

Нежные кроны колебля,
мелкие лужицы зыбля,
ветер плеснет по земле, бля,
свежестью первой грозы, бля.
Не для киношного дубля
через опушку бреду, бля.
Но прогремлю до Гренобля,
ежели снять для кино, бля.

А ты знаешь ли, что вчеpа,
окажись ты случайно близ,
на тебя в шесть часов утpа
мог свободно упасть каpниз!

А ты знаешь ли, что потом,
отступи ты на два шажка,
на тебя паpовой каток
мог наехать исподтишка!

А ты знаешь ли, доpогой:
наступи ты на ветхий люк –
он под гpузной твоей ногой
пpовалился бы – и каюк!

Не понять тебе, сколько pаз
ты избег минут гpозовых
до того, как тебя сейчас
пеpеехал мой гpузовик.

Ах ты, ястреб, феодал пернатый,
ты и на плетне – как на престоле!
С чем, дружок, пожаловать изволил
в наши огородные пенаты?

Грудь в кольчужке. Сверху – плащик темный.
Желтый глаз безумием окрашен.
Что же ты от гор и мимо башен –
прямо на плетень недоплетенный?

Здесь ни кур, ни кроликов ушастых.
Что ж ты смотришь, птица, в самом деле,
будто бы не я на той неделе –
ты приватизировал участок?

Потом пОлил, выровнял – и нате ж:
созерцают оком ястребиным!
Вот пойду схожу сейчас за дрыном –
моментально выправку утратишь!..

Не найдя ни уток, ни индеек,
на меня поглядывает ястреб,
мысленно скорбя: «В гражданской распре
этот завтрак сильно похудеет…»