Олег Ладыженский - Перекресток

Баллада что, баллада – пустяк, сложу и швырну под стол,
А Киплинг – он у меня в гостях, и мы с ним хряпнем по сто,
За верный наган, за скверный Афган, за настоящих мужчин,
За буйвола, чьи могучи рога, за вой Акелы в ночи,

За двух пацанов, чей слог не хренов, за леди, которых мы
Любили, как сорок тысяч слонов, среди мировой кутерьмы,
За беспокойных Марфы сынов, за воду в палящий зной,
За добрый табак и хмельное вино, за жизнь с прикрытой спиной.

И снова по сто, и еще разок, и чокнемся через года,
Да, Запад есть Запад, Восток есть Восток, и им не сойтись никогда,
Но двум поэтам плевать на рок, на срок и на пару веков,
Поскольку нету таких дорог, чтоб встать на вечный прикол,

И ни гу-гу, и ни капли в рот, ни слова в ухо времен –
А на висках дрожит серебро, и тяжек шелк у знамен,
Звезда в тылу, и звезда впереди, и звездный отблеск вверху…
Налей-ка нам, братец Ганга-дин, пора смочить требуху!

О, рай – это рай, и ад – это ад, но арфа вилам сродни,
Когда ни вперед, ни вбок, ни назад, и кем-то исчислены дни,
А вечность – миф, и не бросят роз на гроб из пахучей сосны,
И только память весенних гроз, когда ни грозы, ни весны.

Но что есть запрет, и что есть судьба, и что есть от рая ключи,
Коль выпал час плясать на гробах и рыжих собак мочить,
И туже затягивать ремешок, и петь, как поет листва –
Давай, дружище, на посошок, нам завтра рано вставать!

Не пир во дни чумы – чума во время пира!
Двенадцатая ночь? – нет! дюжина в ночи!
О, пушкинский хорей, ямб Вильяма Шекспира –
Легко вам подражать! Так в унисон мечи

С монетами звенят, так рыло у тапира,
Как хобот у слона, подобием торчит..

У любви, как у пташки, крылья,
Клыки пантеры, драконий хвост,
Бандерилья, Мадрид-Севилья,
Твоя мантилья, мерцанье звезд…

Половое грозит бессилье,
Коль неразборчив и в связях прост.

Я знаю много умных слов,
От новых до старья,
Чтоб громко в обществе ослов
Реветь: «И я! И я!»

А длинноухие скоты
Ревут в ответ: «И ты! И ты!..»

Бродит ветер по лимонным рощам,
Ищет эхо смолкнувшего крика.
Расстрелять поэта много проще,
Чем не расстрелять. Да, Федерико?

Бродит ветер с ночи до рассвета,
Ищет сердце мертвого поэта.

Повадка лисья закулисья,
На сцене беспредел и пьянка,
В партере лица, будто листья,
И в ложах лица, будто пятна.

Театр! Гляжу в тебя со дна,
Иначе вечность не видна.

Грозою летней, беспределом шмона,
Горбатым танком надвигался миф.
Прости меня, смуглянка Суламифь,
Прости меня, седого Соломона.

Любовь чумою бродит меж людьми
В безглазой маске вечного ОМОНа.

Когда пройдет мирская слава
Чеканным шагом лейб-гвардейца,
Наступят тишина и слабость,
И никуда уже не деться

От этой гостьи-тишины,
В которой трубы не слышны.

Урони героя на пол,
Оторви герою лапу,
Умори героя папу,
Сунь ежа герою в шляпу.

И пускай сидит герой
В ж…пе, точно геморрой.

Депрессия, озвученная вслух,
Остра, как клык вампира, и внезапна,
Как кнопка, что вам мальчик подложил
Под зад. Затейник юный, он хохочет,

Он кнопкин нож, он клык вампирий точит, –
Колом его осиновым, колом!

Тополиный пух,
Жаркая зима.
Придавив лопух,
Умирает май.

Друга отпою –
Вот и я, июнь…

С трагическою маской на лице
Он был рожден, с ней век недолгий прожил
И умер с той же маскою на роже,
Ужален хищной мухою це-це.

Когда б он улыбался, злая муха
Не села бы ему на кончик уха.

Циничен в меру, в меру похотлив,
Местами грешен, не без покаянья,
Частично бел – архангельский отлив,
Частично черен – адское сиянье,

Фрагментами я червь, я раб, я бог –
Но целиком: шедевр или лубок?