Мигель де Сервантес: Нумансия

Преодолел в себе любовь отца я.
Кто храбр, свой замысел осуществляет.
О чести мысль, высокая, святая,
О дети, руку эту направляет.
Ужасна пытка дней пережитая,
Но горшую нам рок уготовляет:
Мне долгом предначертано высоким
Стать ныне вашим палачом жестоким.

Сыны мои! Вы римскими рабами
Не будете, а римской силе вражьей
Бахвалиться ни в чем не дам над вами,
Пусть покорить нас им удастся даже.
К свободе путь указан небесами,
Он — человеческой ладони глаже.
Небесным знакам набожно поверьте,
Что путь для нас — отдаться в руки смерти.

Тебе ж, супруга милая, доставит
Смерть избавленье. — Римлянам развратным
Супруг твой радости не предоставит
Супруги телом любоваться статным.
От этой муки меч тебя избавит.
Корыстный враг со жребием превратным
Сам встретится. Давно в нас мысль окрепла
От города оставить груды пепла.

Я первый высказал, что справедливость
И честь велят свести нам с жизнью счеты, —
Не ждать, чтоб римлян дерзкая кичливость
Нас обрекла на ужасы их гнета, —
Мне можно ль в смерти выказать трусливость,
В ней быть последним? Сыну — тоже?

Что ты,
Супруг мой!.. Я б судьбу благославляла,
Когда бы жизнь она нам оставляла, —

Но выход нам не выискать искусный;
Нам близкой гибелью грозят тираны…
Так слаще, чем от римской стали гнусной,
Смерть от тобою нанесенной раны.
Сверши же долг торжественный и грустный!
Прошу тебя, в святилище Дианы
Пойдем, мои друг, [45]и в этом строгом храме
Железом нас пронзи и ввергни в пламя.

Здесь мешкая, пыл жертвенный остудим.
Умрем скорей, отбросим страх и жалость.

Что плачешь, мать? Куда ж идти мы будем?
Я с ног валюсь… Повремени же малость.
Ужель сейчас еды мы не добудем?
От голода я чувствую усталость.

Пойди ко мне на ручки. Будешь слушать?
Тебе я — хочешь? — смерти дам покушать.

Куда б нам, Сервий, убежать?

Я думаю, тебе виднее.

Да ну же, двигайся скорее,
Иначе нам несдобровать.
За нами гонятся поспешно,
Настигнут нас, мечи воткнут!

Быстрее нас они бегут,
И нам не ускользнуть, конечно.
Куда бы спрятаться, куда?
Опасность близкая смущает.

Отец мой башню защищает,
Так, думаю, бежать туда.

Ты, друг, беги туда, пожалуй,
Один, а я не побегу.
От голода я не могу
Ни шагу сделать. Путь немалый!

Не можешь?

Еле на ногах
Держусь.

Плохая ты опора!
Покончат здесь с тобою скоро
Иль голод, или меч, иль страх.
Да, тут нетрудно умереть,
Со всех сторон грозят увечья!
Прощай! Ни угодить под меч я
Не собираюсь, ни сгореть.

Кровь тела моего, что здесь я пролил, —
Кровь дочери и двух малюток милых;
Рука, которой я убить позволил,
Вняв зову доблестей, душе постылых;
Рок, что меня так тяжко обездолил,
Ты, небо непреклонное, — вы в силах
Меня от жизни горестной избавить
И скорой смерти мне почет доставить.

Нумансианцы храбрые, сочтите,
Что перед вами — римлянин презренный…
И родины обиду отомстите,
Проливши кровь вот этой плоти бренной.
Из двух мечей моих один примите
За вызов, что бросает враг надменный.
Окончив дни мои в пылу сраженья,
Я чувствовать не буду униженья.

А жалкий труп, покинутый отрадным
Дыханьем жизни, други, тотчас бросьте
В большой костер; пускай в огне громадном
Горячим пеплом станут эти кости.
Итак, за дело! Жду с волненьем жадным…
Сердца друзей сердцами полных злости
Врагов смените. — Любо вам решенье
Меня обречь на жертвоприношенье?

О Теоген, кого ты призываешь?
Зачем о смерти редкостной хлопочешь?
Кровавых дел позором покрываешь
Ты родину! Своих друзей порочишь!