Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений

Тело играет,
Душа глядит.

Могучий рог, изогнутый и полный,
Пьянящим медом – предо мной.
Я пью, я пью, живительные волны
Умчали душу под Луной.

О, Царь-Девица, Лебедь вековая,
Как искрометен этот мед.
Он стар, он стар, и потому, живая,
Волна в душе моей течет.

И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится жезлом.
И я царю, и ты горишь, зарница,
Мы будем молнией вдвоем.

И этот рог, что ты, о, Царь-Девица,
Мне поднесла, становится рулем.
И мы скользим, летит двойная птица,
И мы плывем, и мы плывем.

В мозг мой, в зрение, и в слух
Влился нежный женский дух.
И в душе расцвет цветка,
Имя – девичья тоска.

Этот ласковый цветок
Между травок одинок.
Как вечерний слышен звон,
Голубой и белый он.

А как Ночь на высоте
Звезды мчит к одной черте,
Он, меняясь каждый час,
Смотрит глубью жадных глаз.

То засветится как трут,
То блеснет как изумруд,
То ласкательно-лучист
Задрожит как аметист.

В малом домике пожар,
В храме свечи – Божий дар.
Опрокинувшись в воде,
Кличет в глубь звезда к звезде.

В спадах вод хрустальный звон,
Целый лес заворожен.
В безглагольности озер
Звездно-зыбкий разговор.

А как Ночь на высоте
Отойдет к своей черте,
На прогалине лесной
Расцветает цвет иной.

Он как рдяность нежных ран,
Застыдился, он румян,
Он горит, не хочет ждать,
Хочет вовсе красным стать.

Лунный камень, тихий пламень, тихий пламень,
не простой
То прозрачный, то туманный, сребротканный, золотой.
То скользящий, словно в чаще луч-фонарик светляка,
То грозящий, словно в чаще ждет колдун
изподтишка.
То как тайна Океана, что, седой, бессмертно-юн,
То как ранний свет тумана, то как звоны дальних
струн.
То как раковина Моря, что как будто бы горит,
А как будто не для глаза, а для слуха говорит.

То как змеиный свет опала, то как сказка
жемчугов,
Как церковный звук хорала в час спасенья
от врагов.
То как верба в ночь ущерба, или в первый миг
серпа,
Лунный камень, струнный пламень, от тебя в тайник
тропа.

Я видел, как ты танцевала мазурку,
Легко ты скользила в волне звуковой,
И вдруг я увидел – Снегурку – Снегурку,
Растаяла – тучкой летит пред Луной.

Не Солнце пресветлый твой лик озаряло,
Лучи серебристой Луны,
И было воздушно твое покрывало,
И бледные пели в свирельностях сны.

Я хотел бы быть последним между первыми вождями,
Я держал бы стремя богу, видя сонмы звезд
над нами,
Я служил бы как невольник тем, в которых
все – свобода,
Я бы каплей, каплей вспыхнул в пресеченьи
Небосвода.

По бледной долине приходят, уходят, проходят
несчетные духи,
Там юноши, взрослые, малые дети, и старцы идут,
и старухи.

С Востока на Запад, с Заката к Востоку, и снова
на Запад с Востока,
Приходят, уходят, и ходят, и бродят, не знают
ни часа, ни срока.

Встречаясь, качают они головами, и шепчут
о благости Бога,
И все, проходя, проиграют цепями, и вечно, и вечно
дорога.

И вдруг от Востока на Запад прольется разливное
красное пламя,
Один усмехнется, другой ужаснется, но каждый
почувствует знамя.

И вдруг от Заката к Востоку вернется и злато,
и бархат, и алость,
И духи считают, колдуют, гадают, пока не сомнет
их усталость.

Тогда, бесконечно взывая о мести, о чести, о славе,
о чарах,
Несчетные духи, согбенно, проходя г, как тени,
в безмерных пожарах.

По бледной долине, в пустыне, как в сплине,
доныне безумствуют духи.
И юноши седы, и дряхлые дети, и юны, меж старцев,
старухи.

...Цари сиянья отошли,
Они разгневались на это.
И, старым, нет нам больше света,
Он только там, вверху, вдали.

Лазурные престолы пусты,
Бесцельность превратилась в топь,
В периодическую дробь,
И мраки Ада цепко-густы.

Когда ж окончится наш срок,
И снова будут дни младые,
И снова стебли золотые
Взнесут лазоревый цветок?