Федор Тютчев - Том 1. Стихотворения 1813-1849

В.Я. Брюсов отмечал: «Таковы его стихи о весне, проникнутые «пантеистическим» <...> стремлением — слиться с общим оживлением, воскресением земли после зимнего сна, таковы пленительные описания ранней осени, грозы, дождя и т. п.» ( Брюсов . С. 9). В примечании к стих. «Весна» он поясняет понятие пантеизма, художественное воплощение которого он здесь нашел: «Выражение взглядов пантеизма <...> учения, по которому «частная», личная жизнь есть обман, ложь. В действительности существует лишь общая жизнь всей вселенной. Поэт призывает победить в себе самообман личной («индивидуальной») жизни и слиться с миром в весенней радости» (там же. С. 12).

Автограф неизвестен.

Первая публикация — Совр . 1839. Т. XIV. С. 145, с подписью «Ф. Т-въ». Затем — Совр . 1854. Т. XLIV. С. 23; Изд. 1854 . С. 45; Изд. 1868 . С. 50; Изд. СПб., 1886 . С. 134; Изд. 1900 . С. 125.

Печатается по первой публикации.

Текст изданий различается лишь в 12-й строке. В 1-м изд. и в изданиях 1854 было: «Сорвав, отбрасывает прочь», в Изд. 1868 ; Изд. СПб., 1886 и Изд. 1900 изменено первое слово: «Собрав, отбрасывает прочь». В Изд. Маркса , в изд., подготовленных Г.И. Чулковым и К.В. Пигаревым, возврат к первым изданиям. Значительно по-разному в синтаксическом отношении оформляется текст. Ближе всего к тютчевской манере в этом отношении первое издание, в котором сохранены обычные для Тютчева тире и многоточия. Но в дальнейших изданиях почти все тире опущены (за исключением 5-й строки), исчезло и многоточие, а в Изд. 1854, Изд. 1868 и Изд. СПб., 1886 — и восклицательный знак в конце стихотворения. В результате приглушается тютчевская взволнованность, вообще специфика его эстетической эмоции. В списке Муран. альбома (с. 96 и 97) 12-я строка — «Сорвав, отбрасывает прочь». Здесь мало сохраняется синтаксическое оформление, которое было в первом издании.

Хотя в Изд. СПб ., 1886 поставлена дата «1847», стихотворение датируют 1831–1839 гг. ( Чулков I . С. 393). Пигарев ( Лирика I . С. 376) уточнил верхнюю временную границу, указав, что оно написано не позднее начала 1839 г., поскольку цензурное разрешение Совр . помечено 23 марта 1839 г.

С.С. Дудышкин предвосхитил истолкование стихотворения В.С. Соловьевым и его единомышленниками из лагеря символистов. «Иногда в воображении нашего поэта природа отражается так оригинально, что это стоит особого наблюдения. Пусть читатель пробежит вместе с нами следующую фантазию — автор называет ее «День и Ночь» (здесь полное цитирование. — В.К .) <...> не правда ли, мы привыкли (нас приучили к тому другие поэты) представлять себе ночь — покровом, скрывающим от нас землю, а день противоположным явлением, которое снова разоблачает мир перед нами? Если с той же точки зрения вы взглянули и на выписанное нами стихотворение, то неудивительно, что вы в нем ничего не поняли. В нем все наоборот: поэт нашел новый угол зрения, откуда мир представляется ему совсем в ином виде. Не ночь покров, а день, но покров «блистательный», «златотканный», отрадный для смертного взора, потому что он скрывает за собою темную бездну ночи, исполненную мрака и тайных ужасов. Вот отчего, когда снят этот блистательный покров, перед ним открывается бездна, и вот отчего нам ночь страшна! Между многими удивительными свойствами поэтической фантазии есть всегда одно, особенное: она творит новый мир над старым, или так меняет точку зрения, что даже старое, давно знакомое глазу, поражает взор какою-то небывалою новизною. Но это также черта, свидетельствующая об оригинальности поэта» ( Отеч. зап . С. 67–68).

Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквами «Т.Г.К.!» (Тютчев. Глубина. Красота) ( ТЕ . С. 146). В.С. Соловьев дал следующий философский комментарий: «Наш поэт одинаково чуток к обеим сторонам действительности, он никогда не забывает, что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь «златотканный покров», расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания» (стих. процитировано полностью), и он уточнил свою мысль: «День» и «Ночь», конечно, только видимые символы двух сторон вселенной, которые могут быть обозначены и без метафор. Хотя поэт называет здесь темную основу мироздания «бездной безымянной », но ему сказалось и собственное ее имя, когда он прислушивался к напевам ночной бури: «О чем ты воешь, ветр ночной...» ( Соловьев. Поэзия . С. 474–475). Соловьев связал оба стихотворения, выявив специфическую их тему — ночного хаоса. В таком контексте он определил хаос, нарисованный в стихах Тютчева: «Хаос, т. е. отрицательная беспредельность, зияющая бездна всякого безумия и безобразия, демонические порывы, восстающие против всего положительного и должного — вот глубочайшая сущность мировой души и основа всего мироздания» (там же. С. 475). Но присутствие хаотического, иррационального начала в глубинах бытия, по мнению этого философа, придает природе свободу и силу, без которых не было бы и самой жизни и красоты.