Любовь Тильман - Отраженье

Сосульки истекают по весне,

Исходят звонкой солнечной капелью.

Тепло луча в них, состязаясь с тенью,

В летящих каплях жизнь дарит Земле.

Она оттает и в ладонях дней,

Как светлый символ своего рожденья,

Взрастит листвы зелёное свеченье

Средь чёткой зимней графики ветвей.

В стройности соснового величия

Чуть дрожат тумана кружева.

И нежна, нежна до неприличия,

Свежая зелёная трава.

Солнечные спицы вяжут просинь.

Словно янтари кора красна…

На холсте пока еще не осень,

Но, увы, уже и не весна.

Гимны Солнцу приятно слагать

В щедрый полдень под пологом леса,

Где из дождиков тёплых завеса,

Где цветущей травы благодать.

Ты гимн Солнцу сложи – где жара,

Где асфальты кипят пузырями,

Где ни капли воды и трава

Рассыпается в прах под ногами.

Не за ласки, тепло и уют

Ты скажи, что прекрасно Светило,

А за то, что оно подарило

Этой жизни нам пару минут.

Какая осень! Золотая !

Других сравнений не ищи.

Подсолнух Солнца, расцветая,

Роняет лепестки-лучи.

Они превоплотятся в листья

И станут деревом, травой,

Энергией всей нашей Жизни

Единой цепочки Земной.

Апрельский, снежный, оголенный ветер,

Насыщенный отяжелевшей влагой.

Сырая дрожь промерзших стылых веток,

Где быль уже переборола небыль,

Где разорвались в напряженье почки…

И вот на них холодный резкий ветер,

Несущий снег, дождем утяжелённый.

После зимней неуютности,

Где снегов сплошной заслон,

И туманно-серой мутности

Окунуться в чистый звон,

Малиновый звон, малиновый,

Птиц вернувшихся домой,

В тихой рощице осиновой

У водицы ключевой.

У Ручейка свои законы.

Не Море он и не Река.

Свои пороги и препоны

У Ручейка.

У Ручейка свои Границы,

И Роднички, и Берега,

Свои Деревья, Звери, Птицы

У Ручейка.

У Ручейка своё Теченье.

И Он течет себе, пока

Живут Свечение

И Пение

У Ручейка.

Зноится полдень. Солнечной капелью

Стекают абрикосы. Дремлет сад.

Там, где-то позади, рождение, цветенье,

Там, где-то впереди, раскосый листопад.

Здесь – середина. Все края туманны.

Весна и осень равно далеки

И зелены еще шальные травы

И зрелости в плодах змеятся огоньки.

Февраль, растаявший досрочно,

В былую погрузился стынь.

И вновь всё бело и непрочно

И небыль смотрится сквозь быль.

И почки в полунабуханьи

Заснули отбывать свой срок,

Когда есть скрытое дыхание,

Но не прорежется листок.

Снежинка в варежку упала

И от дыханья каплей стала.

И долго варежку потом

Сушили жарким утюгом.

И помнили не красоту,

А рук озябших красноту.

Осень приходит веселыми брызгами долгих дождей.

Вслед за дождями зимними блестками снега волна.

Если вдруг грусть подкрадется в пенной кипучести дней,

Вспомни, что ярким цветеньем бывает природа полна.

И вот пришла зима. И, в ожидании,

Колени холода, густясь, скрестила тьма.

И солнце, в опрокинутом мерцании,

Сверкало. И росла ледовая тюрьма.

И песня умирала, засыпая.

И не было ни ада и ни рая.

А была жизнь, с ее извечной темой

И вечно недописанной поэмой.

Лес замер и не шевелится.

Вот резко закричала птица.

И снова сон и тишина.

Облита чернотой листва.

Сквозь ветви – выцветшее небо.

Растеряно гляжу кругом.

Не верю чувствам – быль? Иль небыль?

Живет? Написано пером?

Застывшая в мгновенье длительность,

Ни шороха, ни ветерка…

И лишь намёком на действительность

Плывут живые облака.

Не обижаясь на погоду,

Но соответствию учась,

Мы всё мудрее год от года,

С одежды оттирая грязь.

Хоть, как и в прежние года,

Бывает, мокнем иногда,

Но без претензий принимаем

Сюрприз, преподнесённый маем:

Днем сухо, вечером – вода.