Александр Житинский - Снежная почта

Заманила, прикинулась раем
И несет нас незнамо куда.
Что же в прятки друг с другом играем,
Словно знать про нее мы не знаем,
Что не радость она, а беда?

Словно бабочки, неосторожно
Мы слетелись к ее фонарям,
А теперь наблюдаем тревожно
Траекторию, что безнадежно
Приближает нас к мертвым мирам.

Говорили: старушка-планета!
Снисходительно так, по плечу…
Что мы знали? Нам нравилось это:
Карусель, автогонки, ракета…
– Мама, мама, кататься хочу!

И пошлу! Человек – это гордо!
Мы не можем ждать милостей от!..
Но по-прежнему властно и твердо
Усмехается ведьмина морда,
Щерит черный проваленный рот.

Сколько раз обещала нам счастье?
Поделом дуракам, поделом!
Вот летит она, пепельной масти,
Разрывая пространство на части
Безобразным своим помелом.

Вековая посредница наша
Между Господом и Сатаной!
Как кондукторша в валенках, важно:
– Выходите, – кричит, – воля ваша.
Вам обратно войти не дано!

Богохульствую вроде бы грозно,
И насмешливый слышу ответ:
– Не ори, – говорит. – Слишком поздно!
Без того в экипаже нервозно,
Крику много, а толку-то нет!

Слишком черен космический холод,
Чтобы наши слова помогли.
Ожидают нас горе и холод.
Слишком слаб человеческий голос
Для грядущих трагедий Земли.

Чем же мы пред тобой виноваты?
Ты за что нас с собою взяла?
Нет ответа… Несется куда-то
Среди звезд и Галактик косматых
И, должно быть, не ведает зла.

1969

Насторожись, потомок дальний,
Когда услышишь мой привет,
Открыв, как ящик музыкальный,
Тетрадь давно минувших лет.

Не летописи, не призывы —
Заметки гнева и вины,
Написанные торопливо
На грани будущей войны.

С трудом припоминая даты,
Моей судьбой соедини
Дороги, где пройдут солдаты,
С полями, где умрут они.

Поверь: ни слава, ни признанье
Не беспокоили меня,
Лишь торопило ожиданье
Того неведомого дня.

1971

Итак, продолжим карнавал!
За год ничто не изменилось.
Тот недоволен, тот устал…
Какая мгла! Скажи на милость!
Зима предчувствует провал,
А осень переутомилась,
На стыке многих непогод
Припомнив календарный год.
Зима, весна, любовь, привычка…
Поэт опять не ко двору.
Свеча горела, словно спичка,
А спичка гасла на ветру.
Надеть очки? Придумать кличку?
Затеять новую игру?
Возможности меня погубят,
Бездельников никто не любит.
Тем более немолодых.
Отец семейства! Боже правый!
Напишет бесполезный стих,
Весь день с какой-нибудь забавой.
Ему не надо выходных,
Он наслаждается отравой
Филологических острот
И булку мягкую жует.

А впрочем – жизнью недоволен,
Сатиры пишет на себя
Сидит, сомнениями болен,
По кругу движется семья;
Столы, диваны, антресоли
Забиты грудами старья
И рукописями, в которых
Сокрыт литературный порох.
Что нужно бедному пажу?
Чижу, картонной канарейке?
Признания? Не нахожу…
Любви? И вздохов на скамейке?
Грозят восьмому этажу
Его фальшивые идейки,
Но управдом, как рыба-кит,
На страже совести лежит.
Поэту надобно волненье,
Когда, открыв свое окно,
Он видит робость и смущенье
Природы с небом заодно,
Когда молчанье – преступленье,
А жить серьезно не дано.
В пылу второго карнавала
Ему, как встарь, простору мало.
Попробуем другой подход.
Октябрь не балует погодой.
Поэт попал в круговорот,
Он жалко тешится свободой,
Но знак запрета у ворот
Следит за мыслями, за модой,
За карнавалом и молвой,
Летающей над головой.

Опять по кругу, всё по кругу:
Редакторы и доктора
Дрожат в бреду, не верят другу
Сегодня, завтра и вчера,
Рукою умывают руку,
И верность новая стара,
И новость старая печальна
И не на шутку карнавальна.
Он ищет выхода. Ему
Уже прописаны лекарства.
Его встречают по уму,
Не замечая лени, барства,
Не спрашивая, почему
Коня меняет он на царство.
Пускай немного поцарит!
Поэт имеет бледный вид.
Ему осточертели шутки,
Кутеж, братания в пивных,
Когда, как деньги, тратят сутки,
А денег нету никаких,
И, ощущая резь в желудке,
Летит он на перекладных
Домой, винясь и проклиная
Медлительность последнего трамвая.
И только здесь, наедине
С растерянностью в мыслях,
Он забывает о вине,
Вине в обоих смыслах.
И снова кажется ему,
Что можно без оглядки
Доверить беглому письму
Грехи и беспорядки.
И кажется, что недалек
От истины, от сути,
Но вдохновение не впрок
Потерянной минуте.
Когда слова еще в долгу,
Не выйти им из рамок
Актерской жизни на кругу
Средь авторских ремарок.
Когда искусством сплетены
Осенние невзгоды,
В них на две трети от вины,
На треть от непогоды.
Мы ошибаемся, когда
Приписываем звуку
Науку тяжкого труда
И песенную муку.
Скорее, слабый перевод
Сердечного томленья
Дрожанием неверных нот
В струне стихотворенья.
Ход времени покоя не дает.
Зима случилась важная такая!
Метель по крышам медленно метет,
И дворник шаркает метлою, засыпая.
На новостях построен Новый год,
И, старый год от зависти скрывая,
Спешу сказать, что новости не впрок,
И прошлогодний позабыт урок.
Искал забавы, ласки, перемены…
Четырехстопный ямб мне надоел .
Я так скажу, что иссушает вены
Обыденность стихов, мечтаний, дел.
Ноябрь чернеет, словно от гангрены,
Последний грач на запад улетел.
Так просто обвинять во всем природу!
И осень осыпает листья в воду.
И жаловаться, вроде, не пристало,
И хочется, как жаворонку, петь,
Не видеть суматоху карнавала,
Твою ладонь дыханием согреть…
Ты слышишь? Это время указало
Иметь в запасе мужества на треть,
На треть – любви, на треть – уединенья,
Рождающего страхи и сомненья.
Мы счастливы. Нам суждено векам
Итог подбить в конце тысячелетья.
На полках разместить музейный хлам,
Указы, прибаутки, междометья,
Пожар Москвы, разноплеменный гам,
Знамен Наполеоновых соцветье,
И завитки Дворцового моста,
И пней дубовых лобные места.
Мы поглядим назад, как астронавты,
И только там, в двухтысячном году,
Под старость нам откроются все карты,
И каждый различит свою звезду,
Сиявшую еще со школьной парты,
Не узнанную нами на ходу.
Звезда моя! Откройся мне до срока
На сферах полудённого Востока!
Поторопи! Направь мои шаги
По городу, где мраморные сфинксы
Лежат, тяжеловесны, как враги,
С которыми по надобности свыкся,