Марина Цветаева: Певица

Лопушиный, ромашный

Дом – так мало домашний!

С тем особенным взглядом

Душ – тяжелого весу.

Дом, что к городу – задом

Встал, а п е редом – к лесу.

По-медвежьи – радушен,

По-оленьи – рогат.

Из которого души

Во все очи глядят —

Во все окна! С фронтона —

Вплоть до вросшего в глину —

Чт о окно – то икона,

Чт о лицо – то руина

И арена... За старым

Мне и жизнь и жилье

Заменившим каштаном —

Есть окно и мое.

А рубахи! Как взмахи

Рук – над жизнью разбитой!

О, прорехи! Рубахи!

Точно стенопись битвы!

Бой за су – ще – ство – ванье.

Так и ночью и днем

Всех рубах рукавами

С смертью борется дом.

Не рассевшийся сиднем,

И не пахнущий сдобным.

За который не стыдно

Перед злым и бездомным:

Не стыдятся же башен

Птицы – ночь переспав.

Дом, который не страшен

В час народных расправ!

В этом доме, ведомом

К ...... из pyк,

В этом призраке дома —

Жили бабка и внук.

..................…………

..................…………

И так как речь – о русских,

То будет быль – проста.

Внук был, конечно – грузчик,

А бабка, бабка – “ста

Лет – как дождусь – так кончу

Шить...” ( жить не подскажи!)

У ней на счастье слончик

Стоит, глаза – свежи

И живы, руки – спросу

Ждут, всё-то ей – добро!

У той старушки – косы

Живое серебро!

А щеки – и с морозу

Таких не наживу!

Внук приходил с извозу.

Сажала бабка розу

– В саду – и на канву.

Но всё ж – не будем проще,

Чем жизнь – имущим зрак.

Внук был, понятно – возчик,

Но не понятно – как,

Им будучи, сверх м о чи

Трудясь за хлебный грош —

Был тот чернорабочий

Собой – как день хорош!

Хребтом – как тополь – статен,

Зрачком – как цвет – лучист,

Платком – как франт – опрятен,

Лицом – как месяц – чист,

Ну, просто – жить приятней,

В калитке повстречав.

И вовсе непонятно:

К а к этот лебедь – шкаф

Несет?

Сидели – парой,

Кот разводил муры.

Сидели, ждали – пара,

А чайник ждал – поры

Своей. Почти что смеркся

День. Кот сидел, как гость.

Вдруг – потолок разверзся

И хлынул в келью – дождь

Нот! За пиджак! за кофту!

Так грянул, так хватил,

Что разом и спиртовку,

И душу затопил!

На ангельские звуки —

Чт о сделала чета?

Сложила бабка руки,

Внук приоткрыл уста...

И в яме той, в квартире

Посмертной – с дна реки —

Воздвигнуто четыре

Молитвенных руки —

Как с пальмами. В предзнаньи

Неотвратимых мук,

С пасхальными глазами

Сидели: бабка, внук —

Покамест лба и лица

Не поглотила тень.

То верхняя жилица

В дом въехавшая в день

Тот...

И стало у них как в церкви

В Светлый праздник, в речной разлив.

Стала бегать старуха к верхней,

Внуку – слова не проронив.

– Не наскучу и не нарушу,

Только рученьку Вам пожму!

Пойте, пойте! Ласкайте душу

Внуку бедному моему.

В нашей жизни – совсем уж дикой —

Вы – родник для него, магнит.

Как с извозу придет – так лику

Не умыв – в потолок глядит!

Да, великое Ваше дело!

За высокое Ваше l a —

В ножки кланяюсь старым телом.

Молода была – тоже пела,

И – сама молода была!

Не ветхой лестницей, где сер о

От дыма и пахнет ближним —

На крыльях голоса своего

Спустилась верхняя – к нижним.

В сие смешение пустыря

Со складом, костра – с затоном,

На круглом облаке ниспаря,

Как феи во время о но.

С той разницей, что у фей – из рук

Алмазы, для глаз – соблазны.

– “Мой внук любезный, – а это – друг

Заглазный: наш звук алмазный!”

Я знаю: вида читатель ждет.

Читатель, прости за смелость!

Условившись, что и нос и рот,

Все, все у нее имелось —

Не хуже нашего, это “все”

Смахнем, как с подушки волос.

Зачем певицыно нам лицо,

Раз вся она – только голос:

Невидимость! Раз видней всего

Нам небо – сквозь слезы градом!

От этого ль иль еще чего —

Но так и не поднял взгляда

От – и не о тпитой чашки – внук

Вчерашний, жених навечный.

Как дева в зеркало, в чайный круг

Глядится, как в пруд зловещий

Глядится лебедь, и в нем гроза

Читает

(Немногим легче порой – глаза

На гостя поднять – чем руку!

И многим легче, конечно – шкаф

Дубовый!)

Сухих ли, влажных —

Но глаз не поднял и, не подняв,