Анатолий Мариенгоф: Разратничаю с вдохновеньем: Поэма

Друзья и вороги
Исповедуйте веру иную
Веруйте в благовест моего вранья.

Как мертвую тушу лошадиную
Поэтов насаживаю на рога
Своего вдохновенья.

Стаей вороньей,
Тучей
Кружит над павшими бойца слава.

Только крылья о звезды звенят
И ухает,
Материков вздымая чорное брюхо,—
— уллюлю!

А скромный биограф уже стучит
Молотом воспоминаний по металлу слов
Венец кует победителю.

В вазах белков вянут синие лилии,
Осыпаются листья век,
Под шагами ласк грустно шурша.

Переломил стан девий
И вылилась
Зажатая в бедрах чаша.

Рот мой розовый, как вымя,
Осушил последнюю влагу.
Глупая, не задушила петлёй ног!..

Вчера — как свеча белая и нагая
И я наг,
А сегодня не помню твоего имени.

Люди, слушайте клятву, что речет язык:
Отныне и во веки не склоню над женщиной
мудрого лба
Ибо:

Эта самая скучная из всех прочитанных мною книг.

Настеж рта гардероб
И язык,
Как красное платье.

Кому, кому серебро
Моей пепелящей плоти,
Кому глаза страдальные, как язвы?..

Тело закутайте саваном тишины,
Поставь луна погребальные свечи
А вы —

Чернорабочие молвы
Словами сочными, как вишня.
Зачните сказ:

„В некотором царстве, некотором государстве
жил человече
„Точил он серебряные лясы „Имя ему при рождении дали

И т. д.

Город — асфальтовый колокол
О чем люто
В ночи гудишь?

Тебе стихи, белей чем молоко,
Мои мужские груди
Льют…

Толп вал
Пощади, во имя Новейшего Завета,
Меня развратничающего с вдохновеньем.

Веруйте: сокровенного сокровенней
Девятью девять месяцев зарю в животе
Мариенгоф вынашивал.

А когда рожал, раздирая стены криком,
И уже младенец теплое темя высунул,
Тут же за пологом грешила поэзия со
стариком

Брюсовым.

Точит пурга
Снежный клюв
О железную спину Петербурга.

(Кажется или не кажется?)
Корчится, как живая,
Спина мертвеца…

Голову
В тишину закинув
Именем не называть!..

Зверя устанут челюсти,
Птицы костьми набьют зобы,
А иноземные гости

Будут на папертях трупы жечь
Мне-ли любовь блюсти,
Каменной вазой быть?..

Каждая уроненная слеза океана глубже.

Не мечут за врагом в погоню
Мои упрямо стянутые луки
Скул

Стрелу
Монгольской яри
И гребень в волосах не бег коней

По жолтому
Песку
Татарии.

Ах, почему
Суров и так тяжеловесен
Сегодня шаг ветров

И барабанных перепонок струны,
Как в бурю омут
И песен

Звук уныл и ломан метр.

Над белой, белой как яйцо, луной
Наседка кудахчет — облако
Или вьюга?

Недруги,
Пощадите голову—это мудрое веретено,
Что прядет такую прекрасную пряжу стихов.

Каждый проулок логовище.
Стальными клыками бряцает
Густая, как шерсть медведя, толпа воинов.

И вся Русь разбойно
В четыре пальца
Свищет.

Удаль, удаль
Не заколдовали тебя веков ворожеи!..
Где же я, с кем буду,

Положу себя на ладони чьи?

Город к городу каменным задом,
Хвостами окраин
Окраины.

Любуйтесь, граждане, величественнейшей
случкой!
Гиганты, безумия хлебнувши яд,
Языками фонарей зализывают раны.

Молюся о них молитвой такой:
(Вздымая руки
Тяжолые, как якоря):

«Социалистический боже, даруй
«Счастливейшее им потомство
«Сынов, внуков и правнуков.

«В чорные зубы фабрик гаванскую сигару,
«Ладони пригородных мостовых
«В асфальтовые перчатки втисни

«И еще тысячу т. п. маленьких радостей.

Камень Вавилонской башни
Усеяли
Твои зерна