Алевтина Сержантова: [Стихи]

Север. Зима. Сибирь.
День, темнотой распятый.
И ледяной мизгирь
Вяжет канву заката.

Тонкая вязь письма.
Вашим раздумьям внемлю.
Север. Сибирь. Зима.
Ночь покрывает землю.

Что нам дано? Ответ
Знает лишь тот, кто отмерил
Мне — этот хмурый рассвет,
Зиму, Сибирь и Север.

На Ямале в медпункте была я с врачами в бригаде.
Мы сидели там несколько суток по воле стихий.
И листая, от скуки, забытые кем-то тетради,
Я случайно наткнулась на чьи-то чужие стихи:

«Мой любимый, ты знаешь, опять мне сегодня не спится.
Карусель колдовскую над тундрой заводит метель.
Снова снег за окном в нескончаемом танце кружится,
Не смущаясь ничуть, что уже на исходе апрель.

Я одна, хоть ты близко, лишь слово промолвить — услышишь,
Но не смею, не стану тревожить усталый покой.
Я смотрю твои сны: в них летишь ты всё дальше и выше, —
Вот дочурку увидел, вот крепко обнялся с женой.

Ты ей скажешь потом: „Пропади же он пропадом, Север.
Я устал от зимы, где не греет семейный очаг.
Я земную любовь свою долгой разлукой проверил
И желанней тебя на Земле никого не встречал“.

Я грущу оттого, что слова эти будут не лживы,
Оттого, что лишь отблески солнца чужого ловлю,
Что ни сказок, ни песен о запретной любви не сложили,
Оттого, что под Божьим и женским проклятьем люблю.

Что сухи мои слёзы, как немы молитвы Иуды,
Что приняв медный грош, не скупясь, разменяла талант,
Что на карте судьбы твоей тонким пунктиром пребуду —
Лишь как северный, временный, как запасной вариант.

Есть на свете черта, за которую нет мне дороги…
Но я тоже жена! — Нас великим сияньем венчал,
Возведя королевские береговые чертоги,
Расстелив белоснежную тундру — суровый Ямал.

Будешь счастлив, родной, на далёкой своей Украине —
Нежным, ласковым мужем, заботливым, добрым отцом.
Только я всё равно буду ждать, потому что отныне
Круг Полярный мне стал ледяным обручальным кольцом.

Я тебе благодарна, Ямал, за прекрасную малость
Долгожданного счастья быть преданной, верной женой.
Ну и что из того, что мне золота не досталось?
Лёд не тает на Севере в летний арктический зной…»

Мы когда-то неделями ждали погоду в палатках.
Нам ли в тёплом медпункте бояться разгула стихий?
Трое суток читала я тоненькую тетрадку
И невольно запомнила чьи-то чужие стихи.

Уже не ночь, но ещё не утро.
А под бортом распласталась тундра.
А я — ну выдалась же работа! —
Болтаюсь в брюхе у вертолёта.

Метель кружится и завывает.
«Ту» реактивные не летают.
Лишь медицине одной в угоду
Признали лётной для «Ми» погоду.

Вытряхнет душу в такой болтанке.
Где приземлятся мои останки?
Вот, наконец-то, и буровая.
Больной — живой. Я — едва живая.

Лечу болезного что есть силы.
Не умирай только, друг мой милый!
Коль в вертолёте не полегчает,
В реанимации откачают.

Ещё не старость, уже не юность.
Ещё осталось немного (сплюнуть
Через плечо!) мне пожить на свете,
И, может, даже удачу встретить.

Вот только б целой в Надым добраться.
Не оплошайте, пилоты — братцы!
Пусть вам поможет попутный ветер.
Ещё не ночь, но уже не вечер.

Какое небо над Надымом, какое небо!
Оно спустилось с недоступной выси,
И дети его трогают руками,
Катая солнце, как блестящий мячик.
То, упразднив закаты и рассветы,
И день, и ночь не могут наиграться,
А то, как надоевшую игрушку,
Забросят солнце в самый тёмный угол,
Откуда его еле-еле видно.
Находятся им новые забавы:
Стоцветные волшебные гирлянды
Из окон замка Снежной королевы
Сияют притягательной, манящей,
Желанною и жуткой красотой.
Взглянуть на них всего одним глазком
И спрятаться скорей в тепло укрытий!
Кто засмотрелся — пленник королевы,
Заледенеет он насквозь, до сердца…
Какое небо над Надымом, какое небо!
Оно так близко сходится с землёю,
Что каждый, кто здесь жил, наверно знает:
Он побывал на самом горизонте.