Отец с веревкой прибежал.
«Вот», говорит, «тебе веревка: ухватися.
Я потащу тебя; смотри, не оборвися».
— Нет, погоди тащить; скажи мне наперед:
Веревка вещь какая?
Отец хоть был и не учен,
Да от природы был умен.
Вопрос дурацкий оставляя,
«Веревка вещь», сказал «такая,
Чтоб ею вытащить, кто в яму попадет».
— На это-б выдумать орудие другое.
А это слишком уж простое.
«Да время надобно», отец ему на то:
«А это, благо, уж готово».
— А время что?
«А время вещь такая,
Которую с глупцом не стану я терять.
„Сиди“, сказал отец, „пока приду опять“.
Что, если бы вралей и остальных собрать,
И в яму к этому в товарищи послать?..
Да яма надобна большая!
Ужли чужой беде не должно помогать?
Мужик вез сена воз на рынок продавать.
Случился косогор: воз на бок повалился.
Мужик ну воз приподымать
И очень долго с возом бился,
Да видит, одному не совладать:
Прохожих в помощь призывает,
Того, другого умоляет.
Тот мимо и другой,
Всяк про себя ворчит: „Да что-ста, воз не мой,
Чужой!“
Услуга никогда в потерю не бывает.
Художник некакий, резчик,
В художестве своем и славен и велик,
Задумал вырезать статую
Такую,
Которая-б могла ходить
И говорить
И с виду человеком быть.
Резчик статую начинает,
Все мастерство свое резчик истощевает.
Статуя движется, статуя говорит
И человеческий во всем имеет вид;
Но все статуя та не человек, — машина:
Статуя действует, коль действует пружина
Статуе нравственной души недостает.
Искусством чувств не дашь, когда природных нет.
Чтобы ученых отучить
В пустых словах искать и тайну находить,
Которую они по их речам находят
И, сумасбродствуя, других в безумство вводят,
Не помню, царь земли какой
Их шуткой осмеял такой.
Под городом одним развалины стояли,
Остатки башен городских,
А около отломки их,
Землей засыпаны, лежали.
На сих обломках царь, ученым в искушенье
Изсечь по букве приказал,
Потом те буквы на решенье
За редкость по своим ученым разослал,
„Посмотрим“, царь сказал,
„Какое выведут ученые значенье,
Уж то-то толки тут
Пойдут!“
И подлинно, пошли: хлопочут, разбирают,
Чтоб тайный смысл найти словам.
Рассылка букв по всем ученым и землям;
Все академии к решенью приглашают;
Записки древности, архивы разбирают;
Газеты даже все о буквах говорят;
Ребята все об них и старики твердят;
Но мрачность древности никто не проницает.
Царь, наконец, хотел их глупость обличить:
Всем приказал к себе своим ученым быть,
И заданные сам им буквы объясняет.
Весь смысл неразрешимых слов
Был тот: здесь водопой ослов.
Собака ловит мух, однако, не поймает
И глупая не рассуждает,
Что муха, ведь, летает
И что поймать ее пустое затевает.
Лови, собака, то, что сыщешь под ногой,
Не то, что над твоей летает головой.
Я видел дурака такого одного,
Который все гнался за тению своею,
Чтобы поймать ее, да как? бегом за нею.
За тенью он, тень от него.
Из жалости к нему, что столько он трудится,
Прохожий дураку велел остановиться:
„Ты хочешь“, говорит ему он, „тень поймать;
Да ты над ней стоишь, а чтоб ее достать,
Лишь только стоит наклониться“.
Так некто в счастии да счастия-ж искал,
И также этому не знаю, кто сказал:
„Ты счастья ищешь, а не знаешь,
Что ты, гоняяся за ним, его теряешь.
Послушайся меня, и ты его найдешь:
Остановись своим желаньем
И будь доволен состояньем,
В котором ты живешь“.
Беседе где-то быть случилося такой,
Где занимались тем иные, что читали
И о науках толковали,
Другие, что себя шутами забавляли,
Которых привели с собой:
К чему кто склонен был. Зашло в беседе той
И о стихах каких-то рассужденье,
Из денег писанных кому-то на рожденье.
Один в беседе той, охотник до шутов,
А ненавистник всех наук и всех стихов,
В углу сидев, туда-ж пустился в разсужденье:
„Да что! и все стихи хоть вовсе-б не писать!“
Другие на него лишь только посмотрели
И как бы внутренно, что он дурак, жалели.
Сказавши глупость ту, он стал еще шпынять
Над бывшим тут одним писателем достойным
И голосом своим спросил его нестройным:
„И вы, ведь, любите стихи же сочинять?“
Читать дальше