Уильям Йейтс - Стихи. (В переводах разных авторов)

И так зверинец мой из года в год

Являлся каждый вечер на арене:

Шут на ходулях, маг из шапито,

Львы, колесницы — и Бог знает кто.

Осталось вспоминать былые темы:

Путь Ойсина в туман и буруны

К трем заповедным островам поэмы,

Тщета любви, сражений, тишины;

Вкус горечи и океанской пены,

Подмешанный к преданьям старины;

Какое мне до них, казалось, дело?

Но к бледной деве сердце вожделело.

Потом иная правда верх взяла.

Графиня Кэтлин начала мне сниться;

Она за бедных душу отдала,-

Но Небо помешало злу свершиться.

Я знал: моя любимая могла

Из одержимости на все решиться.

Так зародился образ — и возник

В моих мечтах моей любви двойник.

А там — Кухулин, бившийся с волнами,

Пока бродяга набивал мешок;

Не тайны сердца в легендарной раме -

Сам образ красотой меня увлек:

Судьба героя в безрассудной драме,

Неслыханного подвига урок.

Да, я любил эффект и мизансцену,-

Забыв про то, что им давало цену.

А рассудить, откуда все взялось -

Дух и сюжет, комедия и драма?

Из мусора, что век на свалку свез,

Галош и утюгов, тряпья и хлама,

Жестянок, склянок, бормотаний, слез,

Как вспомнишь все, не оберешься срама.

Пора, пора уж мне огни тушить,

Что толку эту рухлядь ворошить!

Человек

Здесь, в тени лобастой кручи,

Отступя с тропы сыпучей,

В этой впадине сырой

Под нависшею скалой

Задержусь — и хрипло, глухо

Крикну в каменное ухо

Тот вопрос, что столько раз,

Не смыкая старых глаз,

Повторял я до рассвета -

И не находил ответа.

Я ли пьесою своей

В грозный год увлек людей

Под огонь английских ружей?

Я ли невзначай разрушил

Бесполезной прямотой

Юной жизни хрупкий строй?

Я ль не смог спасти от слома

Стены дружеского дома?..

И такая боль внутри -

Стисни зубы да умри!

Эхо

Умри!

Человек

Но тщетны все попытки

Уйти от справедливой пытки,

Неотвратим рассудка суд.

Пусть тяжек человечий труд -

Отчистить скорбные скрижали,

Но нет исхода ни в кинжале,

Ни в хвори. Если можно плоть

Вином и страстью побороть

(Хвала Творцу за глупость плоти!),

То, плоть утратив, не найдете

Ни в чем ни отдыха, ни сна,

Покуда интеллект сполна

Всю память не перелопатит,-

Единым взором путь охватит

И вынесет свой приговор;

Потом сметет ненужный сор,

Сознанье выключит, как зренье,

И погрузится в ночь забвенья.

Эхо

Забвенья!

Человек

О Пещерный Дух,

В ночи, где всякий свет потух,

Какую радость мы обрящем?

Что знаем мы о предстоящем,

Где наши скрещены пути?

Но чу! я сбился, погоди…

Там ястреб над вершиной горной

Рванулся вниз стрелою черной;

Крик жертвы долетел до скал -

И мысли все мои смешал.

В груди шесть ран смертельных унося,

Он брел Долиной мертвых. Словно улей,

В лесу звенели чьи-то голоса.

Меж темных сучьев саваны мелькнули -

И скрылись. Привалясь к стволу плечом,

Ловил он звуки битвы в дальнем гуле.

Тогда к забывшемуся полусном

Приблизился, должно быть, Главный Саван

И бросил наземь узел с полотном.

Тут остальные — слева, сзади, справа -

Подкрались ближе, и сказал их вождь:

"Жизнь для тебя отрадней станет, право,

Как только саван ты себе сошьешь.

И примиришься духом ты всецело;

Сними доспех — он нас приводит в дрожь.

Смотри, как можно ловко и умело

В ушко иглы любую нить продеть".

Он внял совету и взялся за дело.

"Ты — шей, а мы всем хором будем петь.

Но для начала выслушай признанье:

Мы трусы, осужденные на смерть

Роднёй — или погибшие в изгнанье".

И хор запел, пронзителен и чист;

Но не слова рождались в их гортани,

А лишь один тоскливый птичий свист.

Про Черную башню знаю одно:

Пускай супостаты со всех сторон,

И съеден припас, и скисло вино,

Но клятву дал гарнизон.

Напрасно чужие ждут,

Знамена их не пройдут.

Стоя в могилах спят мертвецы,

Но бури от моря катится рев.

Они содрогаются в гуле ветров,

Старые кости в трещинах гор.

Пришельцы хотят запугать солдат,

Купить, хорошую мзду суля:

Какого, мол, дурня они стоят

За свергнутого короля,

Который умер давно?

Так не все ли равно?

Меркнет в могилах лунный свет,

Но бури от моря катится рев.

Они содрогаются в гуле ветров,

Старые кости в трещинах гор.