Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3

Сжимаю, бурей окружен,
В застывших пальцах медальон
Из белого металла.

Так много в жизни было зла,
Что нам дорога тяжела
И нет пути друг к другу.

И если после стольких вьюг
Заговорит над нами юг —
Мы не поверим югу.

Мне б только выболеть немножко,
Суметь довериться врачам.
Лекарством, как ребенка, с ложки
Меня поили б по ночам.

Но разве был событьем частным
Тот фантастический рассказ,
Что между двух припадков астмы
Припоминается сейчас,

Когда я стиснут был в ущелье
Камнями, небом и ручьем,
Не помышляя о прощенье
И снисхождении ничьем…

Нет, не для нас, не в нашей моде
Писалось мира бытие,
И расточительность природы,
И пышность грубая ее.

И не раченьем садовода,
Избытком силы мир живет,
Любую пользуя погоду,
Какую вынес небосвод.

Мир не вмещается в картины,
Но, на полотна не просясь,
С любым из нас на миг единый
Провозгласить хотел бы связь.

Зачем роса порою ранней
На неподвижном лепестке
Висит слезой, зовя в бескрайней
Такой мучительной тоске…

Всюду мох, сухой, как порох,
Хрупкий ягелевый мох,
И конические горы
Вулканических эпох.

Здесь на зов весны несмелой
Откликаются едва
И гранит позеленелый,
И зеленая трава.

Но рога свои олени
Смело сбрасывают в снег.
Исчезают сны и тени,
И добреет человек.

Я на этой самой тропке
Подбирал когда-то робко
Бедные слова.

Я сгибал больное тело,
Чтоб в ушах зашелестела
Сонная трава.

Ныне я сквозь лес багровый,
Опалив ресницы, брови,
Проскачу верхом.

Ведь, выходит, ты недаром
Угрожала мне пожаром,
Красным петухом.

Бьется, льется дождь горящий,
И кричит от боли чаща,
И кипит река.

Камни докрасна нагреты.
Не попасть домой к рассвету
Без проводника…

Деревьям время пробудиться,
Смахнуть слезинку и запеть,
Воды по капельке напиться
И завтра же зазеленеть.

Сырые запахи гашенья
Так мимолетны, так легки.
Березам тленье, и растленье,
И все на свете пустяки.

Едва ли черные березы
Свою оплакивают честь.
Ведь капли, как людские слезы,
Морозом осушают здесь.

И будто целый сад, с досады
На запоздавшую весну,
Не хочет становиться садом
И возвращается ко сну.

Своим внезапным пробужденьем
Он, как ребенок, устрашен.
Он весь — во мгле, он весь — в сомненье,
И зеленеть не хочет он.

Пережидаем дождь
В тепле чужого дома.
Ложится навзничь рожь,
Боясь ударов грома.

И барабанит град
Крупней любой картечи
И может, говорят,
Нам приносить увечья.

А небу все равно,
Что будет нынче с нами.
И тополь бьет в окно
Намокшими ветвями.

Летят из всех щелей
Обрывы конопатки.
Мигает все быстрей
Зажженная лампадка…

Будто кистью маховою
Пробежав по облакам,
Красит киноварью хвою
И в окошко лезет к нам.

И, прорезав занавески,
Он уходит в зеркала,
И назад отброшен резко
Тайной силою стекла.

Он с геранью и с морковью
Натюрморта заодно.
Он в глаза мне брызжет кровью,
Не дает смотреть в окно.

Хожу, вздыхаю тяжко,
На сердце нелегко.
Я дергаю ромашку
За белое ушко.

Присловья и страданья
Неистребимый ход,
Старинного гаданья
С ума сводящий счет.

С общипанным букетом
Я двери отворю.
Сейчас, сейчас об этом
Я с ней заговорю.

И Лида сморщит брови,
Кивая на букет,
И назовет любовью
Мальчишеский мой бред.

Ты похоронена без гроба
В песке, в холщовой простыне.
Так хоронили в катакомбах
Тогда — у времени на дне.

И в среднеазиатских, диких
Песках, сосущих арыки,
Ты тем была равновелика,
Кто нес под землю огоньки

Своей неистребимой веры
В такие будущие дни,
Где нет «эпохи», нету «эры»
И что не мастера ли Мстеры
Когда-то поняли одни.