Варлам Шаламов - Собрание сочинений. Том 3

Где бы ветры не дули,
Где бы крыша была,
Где бы жили июли
И где б не было зла.

Этим сказочным домом
Бредит каждый, и вот
Он находит хоромы
Ив хоромы идет.

Но усталые взоры
Не заметят впотьмах —
Это иней узоры
Налепил на дверях.

Невеселая келья
Холодна и темна.
Здесь его новоселье
Без огня, без вина.

Но, согрев своим телом
Ледяную кровать,
Он решает несмело
Все же здесь ночевать.

И опять на дорогу
Он выходит с утра
И помолится Богу,
Как молился вчера…

Мы спорим обо всем на свете
Затем, что мы — отцы и дети,
И, ошалев в семнадцать лет,
В угрозы улицы поверив,
К виску подносим пистолет
Иль хлопаем на память дверью.
Но, испугавшись новизны,
В которой чуем неудачу,
Мы видим дедушкины сны,
Отцовскими слезами плачем.

Мне что ни ночь — то море бреда.
Без лампы, в полной темноте
Мне чудится, что я все еду
Навстречу узнанной мечте.

И мне мерещится — все реки,
Как в океан, втекают в дверь,
Чтоб сжалось сердце человека
Всей невозвратностью потерь.

Как будто прорвана плотина,
Вода становится мутней,
Всплывают водоросли, тина,
Обломки старых кораблей.

И мира некая изнанка,
Его задворок грязь и муть
Ко мне вернется спозаранку,
И ни минуты не уснуть.

Но расступившиеся волны
Дорогу открывают мне.
Спасения блаженством полный,
Живым шагаю в тишине.

Не гидравлическим насосом
От затопленья я спасен.
Мне Моисей дорожный посох
Бросает в океанский сон.

Растворила таежные двери,
Распахнула руками кусты.
Заметались тревожные звери,
Тополей встрепенулись листы.

И захлопали крыльями птицы,
Затрясли головами цветы.
Ты пришла, понимаю, проститься,
Но зачем же так ласкова ты.

Звери раньше меня угадали,
Что на сердце таится твоем.
Они знать не хотят оправданий,
Нас с тобой оставляют вдвоем.

Зазвенят на тебе ожерелья
И браслеты твои зазвенят.
Чья ж вина в том, что мы постарели,
Да и есть ли такая вина?

Ты скажи мне последнее слово,
Пока солнце еще не зашло,
Без обмана, без всяких уловок,
Что же все-таки произошло?

Ты скажи — успокоятся птицы,
Станет шелковой злая трава.
В свои норы зверье возвратится,
Они все еще верят в слова.

Ты скажи — и не будет обмана
В дружелюбном пожатье руки.
Ты скажи — и не будет тумана,
Поднимающегося от реки.

Повтори же заклятье Навина,
Солнце в небе останови,
Чтоб я верил хотя б вполовину
Увереньям твоим в любви.

Лес гнется ветровым ударом.
И каждый ясень, каждый клен
Дрожит и стонет, как гитара,
И сам гитарой бредит он.

Ведь у него не только юность,
А даже старость на уме.
И для нее-то рвутся струны,
Остатки звуков в полутьме.

Еще вчера при невниманье
Он пошумел бы и затих.
И я б не знал его страданий,
И он не чувствовал моих.

А нынче он сам-друг со мною
И даже просится в родство.
Его сочувствие земное —
Лекарство, а не колдовство.

Засыпай же, край мой горный,
Изогнув хребет.
Ночью летней, ночью черной,
Ночью многих лет.

Чешет ветер, как ребенку,
Волосы ему,
Светлой звездною гребенкой
Разрывая тьму.

И во сне он, как собака,
Щурит лунный глаз,
Ожидая только знака
Зарычать на нас.

Зима уходит в ночь, и стужа
От света прячется в леса.
И в колеи дорожной лужах
Вдруг отразились небеса.

И дым из труб, врезаясь в воздух,
Ослабевая в высоте,
Уже не так стремится к звездам,
И сами звезды уж не те,

Что раньше призрачным мерцаньем
Всю ночь нам не давали спать.
И только в силу расстоянья —
Умели вышнее внушать.

Как те далекие пророки,
Чья сила все еще жива,
Что на стене рукою рока
Писали грозные слова.

И звезды здесь, порою вешней,
Не так, как прежде, далеки.
Они, как горы наши, — здешни
И неожиданно мелки.

Весною мы гораздо ближе
Земле — и теплой и родной,
Что некрасивой, грязной, рыжей
Сейчас встречается со мной.