Генрих Гейне - Романсеро

Зевая, повалил домой,-

Родной немецкий зритель мой!

Людишкам добрым перед сном

Пожрать бы да запить вином.

Рюмашку -- хлоп! И смейся, пой...

Гомеров так сказал герой:

"Везде -- и в Штуккерте, пожалуй, -

Живой филистер, хоть самый малый,

Счастливей, чем призрак, чем сам Пелид,

Что в темном царстве душ царит".

x x x

Как ни прекрасен -- полон мук

Сон этой жизни краткой;

Измучил он меня своей

Жестокой лихорадкой.

Открой мне, боже, край теней;

Я там, под твоею сенью,

Прильну к прохладному ключу,

Дарящему забвенье.

Забудется все, -- одна любовь

Пребудет вечно; ведь Лета -

Лишь сказка греческая, миф

Безлюбого поэта.

ЦЕЛИМЕНА

Не считай, что только сдуру

Весь я твой, мое мученье!

Не считай, что, как всевышний,

Взял я курс на всепрощенье.

Эти штучки, эти дрючки,-

Сколько мне их перепало!

А любой другой тебе бы

Так влепил, что ты б не встала.

Тяжкий крест -- а ведь не сбросишь!

И стерплю, хоть это мука.

Женщина, тебя люблю я,

За грехи мне и наука.

Ты чистилище мужчины.

Хоть любовь нам сети ставит,

От твоих объятий, ведьма,

Сам господь меня избавит.

x x x

Идет конец -- в том нет сомненья,

К чертям идут любовь, волненья.

Освобожденною душой

Вкуси прохладу и покой

Благих семейственных услад.

Обласкан жизнью, кто богат,

И свет ему сердечно рад.

Он вволю ест; бессонной думой

Не мучаясь в ночи угрюмой,

Спокойно спит и видит сны

В объятьях преданной жены.

x x x

Земные страсти, что горят нетленно,

Куда идут, когда в земле мы сгнили?

Они идут туда, где раньше были,

Где ждет их, окаянных, жар геенны.

x x x

Я чашу страсти осушил

Всю до последнего глотка,

Она, как пунш из коньяка,

Нас горячит, лишая сил.

Тогда я, трезвость восхваляя,

Отдался дружбе, -- мир страстям

Она несет, как чашка чаю

Отраду теплую кишкам.

x x x

Ни увереньями, ни лестью

Я юных дев не соблазнял,

Равно и к тайному бесчестью

Замужних женщин не склонял.

Будь грешен я в таких забавах,

Не перепала б ни строка

Моей персоне в книге правых;

Тогда я стоил бы плевка.

x x x

В часах песочная струя

Иссякла понемногу.

Сударыня ангел, супруга моя,

То смерть меня гонит в дорогу.

Смерть из дому гонит меня, жена,

Тут не поможет сила.

Из тела душу гонит она,

Душа от страха застыла.

Не хочет блуждать неведомо где,

С уютным гнездом расставаться,

И мечется, как блоха в решете,

И молит: "Куда ж мне деваться?"

Увы, не поможешь слезой да мольбой,

Хоть плачь, хоть ломай себе руки!

Ни телу с душой, ни мужу с женой

Ничем не спастись от разлуки.

ПРОЩАНИЕ

Как пеликан, тебя питал

Я кровью собственной охотно,

Ты ж в благодарность поднесла

Полынь и желчь мне беззаботно.

И вовсе не желая зла:

Минутной прихоти послушна,

К несчастью, ты была всегда

Беспамятна и равнодушна.

Прощай! Не замечаешь ты,

Что плачу я, что в сердце злоба.

Ах, дурочка! Дай бог тебе

Жить ветрено, шутя, до гроба.

x x x

Цветы, что Матильда в лесу нарвала

И, улыбаясь, принесла,

Я с тайным ужасом, с тоскою

Молящей отстранил рукою.

Цветы мне говорят, дразня,

Что гроб раскрытый ждет меня,

Что, вырванный из жизни милой,

Я -- труп, не принятый могилой.

Мне горек аромат лесной!

От этой красоты земной,

От мира, где радость, где солнце и розь

Что мне осталось? --Только слезы.

Где счастья шумная пора?

Где танцы крыс в Grande Opera?

Я слышу теперь, в гробовом МОЛЧЕ

Лишь крыс кладбищенских шуршанье.

О, запах роз! Он прошлых лет

Воспоминанья, как балет,

Как рой плясуний на подмостках

В коротких юбочках и в блестках,

Под звуки цитр и кастаньет

Выводит вновь из тьмы на свет.

Но здесь их песни, пляски, шутки

Так раздражающи, так жутки.

Цветов не надо. Мне тяжело

Внимать их рассказам о том, что npoi

Звенящим рассказам веселого мая.

Я плачу, прошлое вспоминая.

x x x

Как твой пастух, немалый срок

Мою овечку я стерег.

С тобой делил еду свою,

В жару водил тебя к ручью,

Когда же снег валил клоками,

Тебя обеими руками

Я укрывал, прижав к груди.

Когда уныло шли дожди,

И выли волки, и ревели

Ручьи, метаясь в горной щели,

И крепкий дуб гроза сражала,

Ты не боялась, не дрожала,

Была беспечна, весела

И мирно близ меня спала.

Рука моя сдает. Как видно,

Подходит смерть. И так обидно,

Что пасторали всей конец!