Роберт Грейвз - Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Стихотворения.

И знает делать что, не — почему:
Вот заставляет ждать
Желанных клятв

И вот уже, ранима так же,
Себя терзает за поражение твое,
За то, что сдался.

Пытался я читать, когда ушла ты,
Но все слова теряли смысл, я их оставил;
И тут почувствовал внезапно, что сердце обретает крылья.

Один был в доме я, и дождь, собой довольный,
Четыре дня отдав во власть сирокко,
Гнал пелену через долину —

Как он шипел, как сотрясал оливы листья!
С апреля первых дней томимы жаждой,
Теперь уже мы в октябре.

Я больше не скажу ни слова. А что сказал,
Уже назад взять невозможно
Без отрицания вселенной.

Проклятье между нами, «мертвая рука», [1] «Мертвая рука» — владение недвижимостью без права передачи.
Дыханье зла, что поглощает добродетель:
Мы крова лишены, с тех пор как отступили

Вдруг при первой нашей ссоре,
Житейские заботы — где и как — лишь высмеяв:
Была уверена во мне ты, я — в тебе.

И звездочка, мерцающая в небе, что усыпляет
Цепочку скал, и наши лица в каплях дождя —
Не перевесит ли все это на весах чашу жизненных невзгод?

Так легко и так просто не первый уж раз
В упоенье веду разговор с ней на расстоянии,
Убеждаюсь, что слышу те сокровенные вздохи,
Что прежде так редко ко мне долетали;

Уверенность теперь в едином звуке, биеньи,
Что оба сердца рвет, и под одежды
Спудом — уверенность в общей наготе.

Я к памяти приник, чтоб страх холодный
Того, что кануло, не возвратился вновь,
Чтоб не вовлечь себя в заманчивую сделку,
Придуманную бесами, играющими роль ее
В моих мечтах, они копируют
Ее походку, легкую как танец,
Ее улыбку, голос и ее слова.

Но все прошло — а было ль это? — ведь можешь
Взять, к себе прижать ее, когда захочешь:
Она меж нами стену пустоты воздвигла
(Так ясно разве, так понятно — рванувшись в сторону
Ты мог пустые капилляры сердца сравнять с землей?)
И все же в упоенье не будет ль отрицать она,
Что ты — ее, она — твоя, до самой смерти?

То горький год был. Что за женщина тогда
За мной ухаживала? Болен ею, болен,
Она так близко и так далеко,
Так много обещает, выполняет мало,
И страшно так свою любовь предать стремится.
С тех пор не в силах я отдать ей долг.
Неблагодарности царица, в мой смертный час
Венок бессмертия возложится на вас,
Так не приемлите его, сопротивляйтесь и бегите.

Они об этом знали: Богиня все еще ждала.
Хоть женщина влюбленная, любая, которою она была,
На шее у которой сидела год, два и три,
Упасть под ношею священной могла от тяжести
И к людям ощупью идти назад, не признавая
Капризной власти, весь путь ее что отмечает
Широким следом клеверным, — покинув вас,
Избранницу свою, удар все ж нанесет не раз
Кинжалом, очистит кошелек, похитит кольца —
Но все равно они зовут тебя, пусть длится дольше
Беседа с непорочной, таинственной и мертвой,
Пусть плач несется над землею дикой стаи волчьей,
И смотрит пусть, влекомая течением ее холодным, луна.
И смертна женщина. И ждет она.

Амазонка, стройная и гибкая вооружилась
Всей хитростью крестьянина-отца,
Спешил который из голодавшего Тенарума в Коринф, —
Любил ее он, дитя своего нового богатства,
Почти как сына.

В Коринфе села на корабль она, что направлялся в Пафос,
Там голуби слетелись к ней и сели на ладони,
И охватило нас внезапное волненье,
Желание наполнить жемчугом ее подол, забвению
Предав все то, что прежде было.

Которая из них богиня, и женщина которая из них?
Ломают пусть философы над этим голову!
Она уж захватила пустующий — из алебастра — трон,
И лета два, почти, могла не вспоминать
Тенарум и Коринф.

Как жаль упрямое сомненье: боязнь
Ошибки, что свободно сердце.
В невозмутимости ее — все опасенья!
Прекрасны несказанно холмы и берег лучезарный
Тем утром ранним, когда, вся плоть и кровь, она идет,
И тают восхитительные формы, уходят
Сквозь туман садов в любви владенья —
Когда она идет, вся плоть и кровь, —
Но беспокойный дух ее скользит туманами садов.