Леонид Бирюшов: Сборник стихов

Любимый край родной,
Безоблачный и ясный.

Сорок лет с тех пор прошли
И травою заросли,
Раны на земле.
Только разум не даёт
Всё забыть и сердце жжёт,
Память о войне.

В незнакомом городе,
По пустынным улицам
Шли полки пехотные
На передний край.
И поднял солдат один,
Книгу, что валялася,
Со стихами светлыми,
Как весенний май.
Спрятал на груди её,
Под шинелью серою,
- Почитаю. - думал он,
Как затихнет бой.
Только вышли за город,
Развернулись цепями,
Командир скомандовал,
Крикнул всем: - За мной!
Все рванулись бешено,
Ног своих, не чувствуя,
За своё Отечество,
Сквозь свинцовый град.
Огрызнулся пулями,
Лютый враг неистово,
Но в атаке яростной,
Захлебнулся враг.
Вот умолкли выстрелы,
И затих смертельный бой
Так фашистов выбили,
С энской высоты.
Тот солдат, что с книгою
Посмотрел вокруг себя,
Многих рядом не было -
В поле полегли.
Посчитав убитых всех,
После боя жаркого,
Командир скомандовал:
- Можно покурить!
Расстегнул шинель солдат,
Доставая книжецу,
Со стихами светлыми,
Что бы почитать.
Сердце сжалось храброе,
Руки его вздрогнули,
Увидав отверстие
В книге, что нашёл.
И в открытой книге той,
Все листы пробитые,
А в последних трёх листах,
Пулю вынул он.
Так была убитая
Книга не прочитана,
Жизнь его солдатскую,
Заслонив собой.

Сорок лет с тех пор прошли
И травою заросли,
Раны на земле.
Только разум не даёт,
Всё забыть и сердце жжёт,
Память о войне.
В кабинете за столом,
Человек седой сидит,
А пред ним раскрытая,
Пулею пробитая,
Книга не прочитана,
Со стихами светлыми,
Как весенний май.

Кому то сегодня прожить предстоит,
Последний, отчаянный день,
Но внутренний голос об этом молчит,
Как будто лесной, старый пень.
На грешной земле оставаться святым,
Поверьте, совсем нелегко.
И кажется всем, беднякам и крутым,
Что смертный их час – далеко.
И если кто умер, то это – другой,
Его и должны хоронить.
А ты же ведь дышишь, ведь ты же живой,
Так значит – тебе ещё жить.
Но знай. Что за каждым, во все времена,
Плетётся «старуха» с косой,
И свой урожай собирает сполна,
Корявой, костлявой рукой.

Всё в этом мире вкус имеет,
И звук, и запах, и окрас.
Так мать - природа чародеет,
Не повторяя сто раз нас.

Как только я услышу джаз,
Бросаю все дела,
Переплетенье чётких фраз,
Сведут меня с ума.
Я восхищаюсь красотой
Затейливых синкоп,
И от гармонии такой,
Хожу я сам не свой.
Играет соло саксофон,
Захлёстывая зал,
Крутых пассажей марафон,
Овации накал.
То он зальётся соловьём,
То захохочет он,
Таких не сыщешь днём с огнём,
Так много красок в нём.
Поёт гитарная струна,
И воет, и рычит,
Потом умолкнет вдруг она,
То снова зазвучит.
Каскады нот гитарных слёз,
Летят со всех сторон,
Так может только виртуоз,
Так может только он.
Вот барабан и контрабас,
Вступают в диалог,
Скажу по правде, без прикрас,
Ударник просто – Бог.
Импровизирует басист,
Колдует над струной,
И званье доброе – артист,
Он подтвердит игрой.
Ласкает слух, хрустальный звук,
В ударе наш рояль.
И скачет в ритме пара рук,
Им клавишей не жаль.
Пустились пальцы в перепляс,
Маэстро точно – ас!
И зачаровывает вас,
Прекрасный, старый джаз!

Как хочу я к тебе прибежать,
Суету, оставляя за дверью,
Завалиться с тобой на кровать,
И придать всё земное забвенью.
Поцелуями грудь обжигать,
Испытав внеземное волненье,
Эрогенные зоны ласкать,
И в другое лететь измеренье.
Разделить с тобой счастья глоток,
И в любовной игре закружиться,
Я хочу словно горный поток,
В тебя влиться, в тебе раствориться.

Как же тоскливо душе моей грешной,
Кайся – не кайся – прощения нет,
Как в наказание тьмою кромешной,
Путь мой покрыт и не мил белый свет.
Мчится по жизни моя колесница,
Мимо проносятся дни в суете,
И пропадают, как будто бы лица,
Старых знакомых, мелькнув в темноте.
Знаю, что ночь исчезает с рассветом,
И проявляется мир красоты,
Так и душа моя чувством согрета,
Только тогда когда рядышком ты.