Сергей Соколкин - Соколиная книга

Над Окой в лунном свете чайка с криком кружит.
Я люблю землю эту, без нее мне не жить.
Широко я разлегся и гляжу высоко,
волен я и безгрешен,
да и гол как сокол.

Валентину Сорокину

По-над Волгою молча пройдусь я…
Нет за ней ни любви, ни земли…
Как прощальная песня над Русью,
через сердце летят журавли.

Улетают куда-то к началу.
В никуда – как любая мечта…
Холм летит,
Божью церковь качает,
вдаль уносит
погост без креста.

Дождь пошел параллельно, как ветер.
И у самой расстрельной черты
облака заплясали, как черти,
перед бездною встав на дыбы…

Уплотняются дали России,
гул идет от исчезнувших птиц.
Лишь печально завис
в ветре синем
одинокий березовый лист…
Словно знает —
деревья вернутся домой,
как слеза, как на отмель волна.
Да простит меня Бог,
что я плачу душой,
а душа, словно Волга, полна.

А. А. Проханову

Потому что я русский,
взлюбивший отчаянно землю,
где бесплодные бабы
налившийся колос растят,
я фамильный погост
как последний окоп свой приемлю
и, ступив на колени,
расту на державных костях.

И смотрю в небеса,
и с поющей душой бездорожий
принимаю всю грязь,
что монголо-татарин месил,
и люблю я народ,
что, не выйдя ни кожей ни рожей,
в мировой океан
лапоть свой против ветра пустил.

Потому что я русский,
живущий под Божеским небом,
потому что есть мать,
что приветит больного врага,
поделюсь я ним, грешным, —
блокадным, но выжившим хлебом.
И пусть жрет нашу землю,
с нее отправляясь в бега.
Пусть вопит на весь мир,
что живу и люблю я, умея
лишь мечами махать,
помирая, водяру глушу…
Но казаха, тунгуса
и вечно-скитальца еврея
к океанам-морям,
словно твой Моисей, вывожу.

Потому что я русский,
я знаю безбожные годы:
как простой мужичок,
что коряв, хитроват и бескрыл,
глядя Богу в глаза,
создавая Империи своды,
по колено в кровище
величие духа творил.

И свои семена
сею я уже в наших потемках.
По ночам умирая,
с утра возвожу русский Храм.
И по крови моей,
заливающей землю потомков,
корабли уплывают
к неведомым материкам.

Валентину Сорокину

Как звенят по Руси колокольчики-ромашки,
звонкий яростный свет прорастает из ночи.
И на солнце летят эти бабочки-букашки,
хоть по мордам их я не умею различить.

Я ведь рос в городах очень разных-безобразных —
и любимых до боли, и забывшихся потом.
Не забылись коровы в разоренниках заразных,
что вспоили меня порошковым молоком.

Будем жить – не тужить,
но прощать уже не будем,
будем петь-горевать,
но рожать другим концом.
Ходят люди вокруг,
вроде бы живые люди,
но молчат-говорят собчаковым языком.

Будем пить-хоронить, разговаривать не в меру
на другом —
только нам нужном языке отцов.
Где-то Тряпкин поет,
где-то Борюшка Примеров,
Поликарпыч вещает,
тихо плачется Рубцов.
Исполать вам, друзья —
лихоборцы вековые!
Мы за вами идем —
кто со Словом, кто с креста —
познавать, изучать буквы русские живые,
что способны вертеть землю —
именем Христа.

С молоком вам дано, что
Христос по крови – русский,
и понятно,
что к нам приходил не по грибы…
Ох, запеть бы сейчас и запить бы без закуски,
камарилья бы вся, ох, возрадовалась бы!

Только хрен вам и нам,
не запьем и не закусим,
если нефть не пропьем,
не откроется Сезам…
Каждый должен понять,
если здесь ты – значит, русский,
а иначе хана – вам и нам и…
паханам…

Как звенят по Руси колокольчики-ромашки,
звонкий, яростный свет прорастает из ночи.
И на солнце летят эти бабочки-букашки,
хоть по мордам их я не умею различить.

Профессору В. П. Смирнову

Мы эту осень сами заказали.
И нет в ней правды, есть одни стихи,
как будто бы в пустом холодном зале
отчитываем все свои грехи.

Звенит листва монетой с того света,
шуршит толпа в три тысячи голов.
Свобода есть, а воли к жизни нету…
И речь ясна, но нету русских слов.