Игорь Губерман - Иерусалимские гарики

Я очень рад, что мы научно
постичь не в силах мира сложность;
без Бога жить на свете скучно
и тяжелее безнадёжность.

Я жив: я весел и грущу,
я сон едой перемежаю,
и душу в мыслях полощу,
и чувством разум освежаю.

Увы, но никакие улучшения
в обилии законов и преград
не справятся с тем духом разрушения,
который духу творческому брат.

Нет ни единого штриха
в любом рисунке поведения,
чтоб не таил в себе греха
для постороннего суждения.

У жизни есть мелодия, мотив,
гармония сюжетов и тональность,
а радуга случайных перспектив
укрыта в монотонную реальность.

Живёшь, покоем дорожа,
путь безупречен, прям и прост...
Под хвост попавшая вожжа
пускает всё коту под хвост.

В любой беде, любой превратности,
терпя любое сокрушение,
душа внезапные приятности
себе находит в утешение.

Перед выбором – что предпочесть,
я ни в грусть не впадал, ни в прострацию,
я старался беречь только честь
и спокойно терял репутацию.

Цель нашей жизни столь бесспорна,
что зря не мучайся, приятель:
мы сеем будущего зерна,
а что взойдёт – решит Создатель.

Я знаю, печальный еврей,
что в мире есть власть вездесущая,
что роль моя в жизни моей
отнюдь и совсем не ведущая.

Столько силы и страсти потрачено
было в жизни слепой и отчаянной,
что сполна и с лихвою оплачена
мимолётность удачи нечаянной.

Я чёрной краской мир не крашу,
я для унынья слишком стар;
обогащая душу нашу,
потери – тоже Божий дар.

Мой разум точат будничные хлопоты,
долги над головой густеют грозно,
а в душу тихо ангел шепчет: жопа ты,
что к этому относишься серьёзно

Я врос и вжился в роль балды,
а те, кто был меня умней,
едят червивые плоды
змеиной мудрости своей.

События жизни во внешней среде
в душе отражаются сильно иначе,
и можно смеяться кромешной беде
и злую тоску ощущать от удачи.

Азартно дух и плоть вершат пиры,
азартны и гордыня и разбой,
Бог создал человека для игры
и тайно соучаствует в любой.

Когда ещё не баржи мы, а лодки,
и ветром паруса не оскудели,
заметно даже просто по походке,
как музыка играет в теле.

От Бога в наших душах раздвоение,
такой была задумана игра,
и зло в душе божественно не менее
играющего белыми добра.

Чуя близость печальных превратностей,
дух живой выцветает и вянет;
если ждать от судьбы неприятностей,
то судьба никогда не обманет.

Я редко сожалею, что не юн,
и часто – что в ту пору удалую
так мало я задел высоких струн,
а низкие – щипал напропалую.

Из-под поверхностных течений
речей, обманчиво несложных,
текут ручьи иных значений
и смыслов противоположных.

Забавен наш пожизненный удел
расписывать свой день и даже час,
как если бы теченье наших дел
действительно зависело от нас.

Хотя ещё Творца не знаю лично,
но верю я, что есть и был такой:
всё сделать так смешно и так трагично
возможно лишь Божественной рукой.

Редко нам дано понять успеть,
в чём таится Божья благодать,
ибо для души важней хотеть,
нежели иметь и обладать.

Комок живой разумной слизи
так покорил и даль и высь,
что создал множество коллизий,
чтоб обратиться снова в слизь.

Мужество открытого неверия,
полное тревоги и метания –
чище и достойней лицемерия
ханжеского богопочитания.

В безумствах мира нет загадки,
Творцу смешны мольбы и просьбы:
ведь на земле, где всё в порядке,
для жизни места не нашлось бы.

Я редко, но тревожу имя Бога:
материи Твоей худой лоскут,
умерить я прошу Тебя немного
мою непонимания тоску.

Живя с азартом и упорством
среди друзей, вина и смеха,
блажен, кто брезгует проворством,
необходимым для успеха.

Ты скорее, Господь, справедлив, чем жесток,
мне ясней это день ото дня,
и спасибо, что короток тот поводок,
на котором Ты держишь меня.

Молитва и брань одновременно
в живое сплетаются слово,
высокое с низким беременно
всё время одно от другого.

В игры Бога как пешка включён,
сам навряд ли я что-нибудь значу;
кто судьбой на успех обречён,
с непременностью терпит удачу.