Фрида Каплан - Поколение пустыни. Москва — Вильно — Тель-Авив — Иерусалим

Лейб рос в обстановке любви к Стране Израиля, ведь из семьи Яффе вышло не одно поколение сионистов. Эту любовь прививали ему также религиозные книги, средневековая поэзия на иврите — сиониды Иегуды Галеви и русско-еврейская палестинофильская поэзия С. Г. Фруга. Уже в 1893 году 17-летний Яффе участвовал во Второй конференции в Друскениках, делегатам которой писал приглашения под диктовку р. Шмуэля Могилевера. Казенным раввином в Гродно некоторое время служил Шмарьяѓу Левин, прирожденный оратор, харизматический лидер и всесторонне образованный человек, сторонник национального еврейского возрождения. Его речи расширяли представления Л. Яффе о национальной работе, и вскоре после конференции он создал в Гродно молодежный кружок палестинофилов и сам вел разъяснительную работу. Кроме того, он организовал сбор денег для ивритской школы для девочек в Яффе, субсидируемой Одесским комитетом Ховевей-Цион. Вот каким он запомнился в те годы Йосефу Клаузнеру, будущему историку литературы на иврите, проведшему в Гродно весну и лето 1896 года и встретившему там свою будущую жену:

Там я познакомился с Лейбом Яффе, который с тех пор и до последнего дня своей жизни оставался моим добрым другом, несмотря на частые жаркие споры по вопросам сионистского мировоззрения. Меня вдохновлял его юношеский романтизм, притягивавший к нему многочисленных юношей и прелестных девушек, которые волновали меня и постепенно сделались моими задушевными подругами, побуждая размышлять и обостряя чувства…

Тогда как раз появилось «Еврейское государство» Герцля, и мы оба были им очарованы. <���…> Яффе писал по-русски неплохие стихи национального содержания и предложил мне составить на русском языке сборник «Заря», чтобы посвятить его пропаганде палестинофильства и ивритской литературы среди тех евреев, которые не читают на иврите. А в ту пору сионистские сочинения выходили почти исключительно на иврите. Этот сборник весьма достойных статей и стихов так и не увидел света из-за запрета русской цензуры, в глазах которой национальные идеи евреев не могли считаться легальными [3] Y. Klausner. Autobiographia (Автобиография), v. 1. Tel Aviv: Masada, 1955. P. 82–83 ( иврит ). .

А вот еще одно впечатление о юном Лейбе Яффе в пору его становления — из автобиографических заметок близкого друга Клаузнера и знакомца Яффе (см. об этом в мемуарах Фриды), поэта Шаула Черниховского, который, как и эти двое и одновременно с ними, учился в университете Гейдельберга:

В 1899 я летом сравнительно чаще бывал в доме Верник (Ф<���ейга> — невеста Клаузнера). В конце лета я уехал в Герм<���анию>. Поехали: я, Кл<���аузнер> и Рудя Дроб<���инский> на Варшаву. <���…>

На станции, уезжая <���из Варшавы. — З. К. >, встретились с Л. Яффе и его сестрой. Было немного неловко. Кл<���аузнер> жил в Гродно в период увлечения там, и, по-видимому, всех хотел наградить любовью. <���…>

Я поехал не в Heid, а в Лейпциг. Таким образом я сразу лишался необходимости встречаться с ними. Яффе мне показался балованным провинц<���иальным> львенком, похватавшим всякие верхушки, но может быть увлекающийся, любит играть роль самца, сентиментальный очень; русский язык он знал в пред<���елах> евр<���ейской> интеллигенции (аптекаря, зубн<���ого> врача и повив<���альных> бабок), его произношение коробило уши, в особенности «р». Слабые водянистые стихи в его манере произносить их вызывали улыбку. Ухо его не понимало таких неизящных соединений как: «я как узник в темнице», «будем стараться не рвать, дорогая». — Монотонный припев… Почему он должен писать непременно по-русски? [4] Писательский архив Gnazim, ед. хр. 40820/ב, листы 31–32. Писано в конце жизни по-русски, не издано. Напомню, что Черниховский сам был большим охотником до женщин, и не исключено, что в нем отчасти говорил дух соперничества. Яффе, вспоминая о том периоде своей жизни, пишет, что в Гейдельберге они сблизились, и Черниховский посвятил ему дружеское послание в стихах на иврите: «Мы — две арфы, / Мы разные струны. Но / Един звук нашей песни, / Звонкий и нежный. / Ибо единое пламя / Горит в наших сердцах, / Одна в них надежда, / И боль в них одна». L. Jaffe. Zikhronot. In: Leib Jaffe: Tekufot (Эпохи). Tel Aviv: Masada, 1948. P. 61 ( иврит ).

Несмотря на этот более чем скептический отзыв, умудренные знанием последующей деятельности Лейба Яффе, мы понимаем, что он был многогранно одарен. В 1891–1892 годах он учился в Воложинской иешиве, где несколькими классами старше учились вместе его брат Залман и поэт Хаим Нахман Бялик. В 1897–1901 годы изучал философию в университетах Гейдельберга, Фрейбурга, Лейпцига.