Что касается съестного —
Я удал-разудал!
Никогда того святого
Не слыхал, не видал…
Вот сейчас взмахну крылами! —
Отходи поскорей!
На три метра свищет пламя
Из ноздрей, из ноздрей!
У святого — ни копья!
Не купить ему копья,
Не достать ему коня,
Не догнать ему меня!
Я сейчас снимусь со старта –
Улетаю в Бамбури:
Там на конкурсе поп-арта
Заседаю я в жюри.
Что святой? О нем ни слуха.
Не святой, а звук пустой.
Показуха! Показуха —
Ваш святой! Ваш святой!
Тьфу!
* * *
Наша улица покато
Опускается к реке.
На дворе у нас закаты
Застревают в тупике.
И когда в вечернем гуде
Над водой мосты летят —
Птицы, здания и люди —
Все кидаются в закат.
А в окошке у соседа
Где-то рядом надо мной —
Поставщик ночного бреда,
Мастер боли головной —
Сотрясается приёмник
С лязгом всех своих частей
От испанских неуёмных
Раздирательных страстей.
В долгожданную нирвану
Уплываю наугад,
Вместе с городом я кану,
Вместе с птицами в закат,
Вместе с пестрым и гортанным
Населеньем этих стен,
Вместе с доном Эстебаном,
С сеньоритою Кармен,
Чтоб до самого рассвета
Надо мною звезды шли,
Я под красной тучей где-то
Завалюсь за край земли.
* * *
И направо и налево
Улыбался без конца.
И дошло до перегрева
Главных мускулов лица.
Наступил в лице затор,
Мускулы как связаны.
Мне улыбки с этих пор
Противопоказаны.
Люди стали порицать,
Что улыбка в ширь лица
Не рас-тя-ги-ва-е-тся
И не получается!
Без улыбки мне нельзя
Выходить из дому.
Заказал улыбку я
Нашему портному.
И последнюю с лица
Снял и дал для образца.
А портной мой невпопад
Возьми и окачурься!
Улыбку требую назад,
А мне родные говорят,
Что они не в курсе.
От таких событий тошных
Я совсем затосковал,
Но улыбку мне художник
На лице нарисовал.
Та улыбка — неземная,
До ушей распялен рот,
И с лица я не снимаю
Ту улыбку круглый год.
Обвораживаю всех.
Вежлив. Безупречен.
Мне поэтому успех
Всюду обеспечен.
* * *
Листьев взвинченный полёт.
Сырость, слякоть, полумрак.
Этим я из года в год
Восхищаюсь как дурак.
Ветры в улицах трубят,
Сумасшедший акробат
Над ареною асфальта
Крутит траурное сальто.
И кричат ему «ура»
Сотни рыжих у ковра.
Я и сам такой точь-в-точь,
Так смотри же — не промажь.
До пощечин я охоч,
У меня такая блажь.
Я везде сую свой нос,
Я повсюду тут как тут,
Рыжих в шутку и всерьёз
По лицу за это бьют.
Но я все-таки артист,
Хоть слыву я дураком
И лечу, как желтый лист,
По арене кувырком.
Знать, в такой уж переплёт
Мы попали, милый друг.
Что нам осень пропоёт
В золотую ночь разлук?
Пропоет, что дождь прошёл,
И что он пройдет опять,
Что нам будет хорошо
Под гитару умирать,
Что летим мы на магнит,
Что нас тянет даль и ширь,
Что сосульками звенит
Серебристая Сибирь.
* * *
Идет замедленный человек,
Угасающий человек.
Он мается целый век,
Пугается целый век.
Сорок костюмов снашивает,
Семьдесят пар башмаков,
Счастье выпрашивает
У лошадиных подков.
Едва он на свет явлен,
Совсем еще мал, гол —
А уже на него составлен
Первый протокол.
Еще он роста цыплячьего, —
Розовощекий комочек, —
А что-то уже втолмачивает
В него педагог-начётчик.
А выйдет в путь человечий,
Шагнет за порог — и глядь —
Уже государство на плечи
Ему навалило кладь!
И только какая-то женщина,
Говорившая вычурно,
Как гайка, была безупречно
К нему привинчена.
Да умерла намедни.
Он называл ее Глашей.
И вот он идет замедленный,
Идет погасший.
* * *
Я сначала зашёл в гардероб,
Перед тем как отправиться в зал.
Сдал на время мой крест, и мой гроб,
И мой плащ, и кашне моё сдал.
Потолкался в театре ночном,
Где хрустальная люстра плыла,
Где в толпе в амплуа я одном,
А на сцене в другом амплуа.
Читать дальше