Роберт Фрост - Неизбранная дорога

- И что он?
- Он сказал мне, что в Ирландии
Гора есть с озерцом совсем вверху.
- При чем тут озерцо? А что родник? -

- До родника он так и не добрался.
Вот почему я вас отговорил
Идти отсюда. Он пошел отсюда.
Давным-давно сам собирался я
Пойти взглянуть - да, знаете, в предгорьях
Горы хватает нам и без того.
И как пойти? В пастушеской одежде,
С пастушескою крепкой хворостиной,
Пригодной только пригонять коров?
С ружьишком, вроде как бы на медведя?
А в гору лезть лишь для того, чтоб лезть?..

- Лезть, чтобы лезть, - я не полез бы. Надо,
Чтобы сначала захотелось влезть. -
- Ее никак не звать. Зовем - Горою. -
- А Гору можно обойти кругом? -

- Пойдя кругом, придете в Люненбург.
На большее рассчитывать не стоит.
Из города всегда идешь к Горе,
А от Горы всегда приходишь в город.
Немногие домишки здесь и там,
Как валуны, свалившиеся сверху,
Чуть ближе к ней - но это, вправду, все. -

- Холоден летом и горяч зимой? -
- Мне кажется, он просто одинаков.
Зимой и летом. Но зимой теплей,
А летом холоднее остального.
Все дело, как на это посмотреть. -
- Давно вы здесь живете?
- Да с тех пор,
Когда Гора была не больше... - Дальше
Я не расслышал. Он своих волов
Тронул слегка стрекалом, и причмокнул,
И путь продолжил, что был прерван мной.

На лестнице увидел он ее,
Она глядела вниз, его не видя,
И смутный страх сквозил в ее глазах.
Шагнула было вниз, переиграла,
И снова этот взгляд. И начал он,
К ней поднимаясь: "Что оттуда, сверху,
Тебе открылось - я обязан знать!"
Она в ответ отпрянула, поникла,
И мраком страх сменился на лице.
Он начал вновь: "Так что ж тебе открылось" -
И поравнялся с нею. "Отвечай!
Немедленно! Прошу тебя, родная".
Но не дождался помощи. Жена
Стояла вся напрягшись и молчала,
Уверенная: ничего, слепец,
Он не увидит. Он и впрямь не видел
Сначала, а увидев, завздыхал.

"Ну что", - спросила.
"Только то, что вижу".
"Не верю, что ты видишь что-нибудь".
"Странней всего, что не увидел сразу
И вообще отсюда не видал.
Не замечал, поскольку примелькалось.
Все кладбище семейное - в окне,
Да и само - размером с нашу спальню.
Три каменных надгробья и одно
Из мрамора. Приземистые камни
Блестят на солнце. Вряд ли ты глядишь
На них, но я, конечно, понимаю:
Могила сына"...
"Нет, - в слезах, - не смей!"

Из-под его скользнувшая руки,
Лежащей на перилах, вниз метнулась
И снизу вверх взглянула на него
С таким презреньем, что, и сам забывшись,
Воскликнул: "Что же, мне о нем нельзя?"

"Тебе - нельзя! Где шляпа? К черту шляпу!
Пойду пройдусь. Мне надо подышать.
Об этом вообще нельзя мужчинам".

"Но, Эми! Не сбегай хоть в этот раз.
Послушай-ка, я приставать не стану. -
Зажал он подбородок в кулаках. -
Но кое-что спросить хочу, родная".
"Ты не сумеешь".
"Помоги суметь".

В ответ она схватилась за задвижку.

"Ты разозлишься, что я ни скажу.
Я разучился говорить с тобою,
Но подскажи, но намекни мне как.
Согласен - а на что, - и сам не знаю.
Я как мужчина с женщиной готов
На крупные уступки. Хоть на сделку:
Ни слова, если хочешь, ни о чем,
Что было бы тебе невыносимо.
Хотя не может быть подобных тайн
У любящих. Нелюбящие могут
Жить в полутьме, а любящие - нет".
Задвижку отодвинула. "Не надо.
Не уходи, не уноси беду
Другим - хоть в этот раз. Я твой мужчина.
Пусти меня в свою печаль. Пойми:
И у меня терпенье на пределе.
Меня убьет разлука. Дай мне шанс.
Хотя ты все же чуть пережимаешь.
Да, горе, да, огромная беда
Смерть первенца, - но быть столь безутешной
Весь век в счастливом браке по любви?
Ты думаешь, он этого хотел бы?"
"Твои издевки?"
"Что ты, никаких!
Скорее злость. Спущусь к тебе, пожалуй.
О Боже, что за женщина! И я
Не смею говорить о мертвом сыне".

"Не смеешь, раз не знаешь даже как.
Бесчувственность твоя... Его могилку
Ты выкопал недрогнувшей рукой.
Я за тобою из окна следила -
Из этого окна! Как ты махал
Лопатой, перебрасывая гравий
Туда-сюда, туда-сюда, туда-
Сюда... Кто это? Я его не знаю,
Я думала, по лестнице снуя
Прочь от окошка и к окошку снова,
А ты копал, копал... Потом вошел,
На кухне зазвучал твой хриплый голос,
И я, сама не знаю, почему,
Пошла туда и на тебя взглянула.
А ты сидел с землей на башмаках,
С землей со свежевскопанной могилы
Ребенка твоего - и рассуждал
О чепухе какой-то. И лопату
К стене приставил. Именно! К стене!"