Александр Твардовский - За далью — даль

А между тем народ вагонный,
Как зал, заполнив коридор,
Стоял и слушал возбужденно
Весь этот жаркий разговор.

И молча тешились забавой
Майор с научным старичком,
И пустовала полка справа:
В купе мы ехали втроем.

И только — будь я суевером —
Я б утверждать, пожалуй мог,
Что с этой полки запах серы
В отдушник медленно протек…

Сибирь!
Леса и горы скопом,
Земли довольно, чтоб на ней
Раздаться вширь пяти Европам
Со всею музыкой своей.

Могучий край всемирной славы,
Что грозно щедростью стяжал,
Завод и житница державы,
Её рудник и арсенал.

Край, где несметный клад заложен,
Под слоем — слой мощней в двойне.
Иной ещё не потревожен,
Как донный лед на глубине.

Родимый край лихих сибирских
Трём войнам памятных полков
С иртышских,
Томских,
Обских,
Бийских
И Енисейских берегов…

Сестра Урала и Алтая,
Своя родная вдаль и вширь,
С плечом великого Китая,
Плечо сомкнувшая, Сибирь!

Сибирь!
И лёг и встал — и снова —
Вдоль полотна пути Сибирь.
Но как дремучестью суровой
Ещё объят её пустырь!

Идёт, в окне экспресса
Вдоль этой просеки одной
Неотодвинутого леса
Оббитый ветром перестой.

По хвойной тьме — берёзы проседь…
Откосы сумрачные гор…
И всё кругом как бы укор
Из давней давности доносит.

Земля пробитых в глушь путей,
Несчётных вёрст и редких дымов,
Как мало знала ты людей,
Кому б была землёй родимой!

Кому была бы той одной,
Что с нами в радости и в горе,
Как юг иль душе иной,
Как взморье с тёплою волной,
Как мне навек моё Загорье…

Недоброй славы край глухой.
В новинку твой не лёгок норов.
Ушёл тот век, настал другой,
Но ты — всё ты — с твоим укором.

И в старых песнях не устал
Взывать с тоской неутолимой
Твой Александровский централ
И твой бродяга с Сахалина.

Да, горделивая душа
Звучит и в песнях, с бурей споря,
О диком бреге Иртыша
И о твоём священном море.

Но, может быть, в твоей судьбе,
И величавой и суровой,
Чего недодано тебе —
Так это мощной песни новой,
Что из конца прошла б в конец
По всем краям с зазывной силой
И с миллионами сердец
Тебя на веке породила.

Та честь была бы дорога
И слава не товар лежалый,
Когда бы мне принадлежала
В той песне добрая строка…

И снова — сутки прочь, и снова —
Сибирь!
Как свист пурги — Сибирь, —
Звучит и ныне это слово,
Но та ли только эта быль!

В часы дорожные ночные
Вглядишься — глаз не отвести:
Как Млечный путь, огни земные
Вдоль моего текут пути.

Над глухоманью вековечной,
Что днём и то была темна.
И точно в небе эта млечность
Тревожна чем-то и скрытна…

Текут, бегут огни Сибири,
И с нерассказанной красой
Сквозь непроглядность этой шири
И дали длятся полосой.

Лучатся в тех угрюмых зонах,
Где время шло во мгле слепой.
Дробяться в дебрях потрясённых,
Смыкая зарево бессонных
Таёжных кузниц меж собой.

И в том немеркнущем свеченье
Вдали угадываю я
Ночное позднее движенье,
Осёдлый мир, тепло жилья;
Нелёгкий труди отдых сладкий,
Уют особенной цены,
Что с первой детскою кроваткой
У голой лепится стены…

Как знать, какой отрадой дивной
И там бывает жизнь полна —
С тайгою дикой, серединной,
Чуть отступившей от окна,

С углом в бараке закопчённом
И чаем в кружке жестяной, —
Под стать моим молодожёнам,
Что едут рядом за стеной,
У первой нежности во власти,
В плену у юности своей…

И что такое в жизни счастье,
Как не мудри, а им видней…
Так час ли, два в работе поезд,
А точно годы протекли,
И этот долгий звёздный пояс
Уж опоясал полземли.

И как в иной таёжный угол
Издалека вели сюда
Кого приказ,
Кого заслуга,
Кого мечта
Кого беда…

Но до того как жизнь рассудит,
Судьбу назвав, какая чья,
Любой из тысяч этих судеб
И так и так обязан я.

Хотя бы тем одним, что знаю,
Что полон памятью живой
Твоих огней, Сибирь ночная,
Когда всё та же, не иная,
Видна ты далее дневной…