Сергей Калугин - Nigredo

Из-за дальних гор, из-за древних гор
Да серебряной плетью река Рассекала степи скулу.
Белый дрок в костер, бересклет в костер,
Над обрывом стою Боги! Боги! Как берег крут!

Мертвой свастикой в небе орел повис,
Под крылом кричат ледяные ветра,
Я не вижу, но знаю — он смотрит вниз
На холодный цветок моего костра.

Мир припал на брюхо как волк в кустах,
Мир почувствовал то, что я знаю с весны
Что приблизилось время Огня в Небесах,
Что приблизился час восхождения Черной Луны.

Я когда-то был молод — так же, как ты,
Я ходил Путем Солнца — так же, как ты,
Я был Светом и Сутью — так же, как ты,
Я был Частью Потока — так же, как ты!

Но с тех пор, как Она подарила мне взор,
Леденящие вихри вошли в мои сны,
И все чаще мне снились обрыв и костер
И мой танец в сиянии Черной Луны.

Я готов был собакой стеречь ее кров
Ради счастья застыть под хозяйской рукой,
Ради права коснуться губами следов
Мне оставленных узкою легкой стопой.

А ночами я плакал, и бил себя в грудь,
Чтоб не слышать, как с каждым сердечным толчком
Проникает все глубже, да в самую суть
Беспощадный холодный осиновый кол.

Бог мой, это не ропот — кто в праве роптать!
Слабой персти ли праха рядиться с Тобой!
Я хочу просто страшно, неслышно сказать
Ты не дал, я не принял дороги иной.

И в этом мире мне нечего больше терять,
Кроме мертвого чувства предельной вины
Оттого я пришел сюда петь и плясать
В восходящих потоках сияния Черной Луны!

Я пришел сюда из-за дальних гор,
Ибо ныне я знаю, что делать с собой.
В шесть сторон кроплю, обхожу костер,
Подношу к губам горьких трав настой.

Бог мой! Свастикой в небе орел повис,
Под крылом, крича, умирают ветра,
Вот Она подходит, чтоб взять меня вниз,
Чтобы влить в меня жажду рассечь себя!

Я раскрыл себе грудь алмазным серпом,
И подставил, бесстыдно смеясь и крича,
Обнаженного сердца стучащийся ком
Леденящим, невидимым черным лучам.

Ведь в этом мире мне нечего больше терять
Кроме мертвого чувства предельной вины,
Мне осталось одно — это петь и плясать
В затопившем Вселенную пламени Черной Луны!

Ночь на краю волшебства.
Ветер пьян от Луны,
Воздух полон жасмина.
Мальчик, уйдем, естества
Отлучимся неслышно,
Как мать от уснувшего сына.
Шаг сторожек, и тени,
И факел, что плещет тюльпаном…
Луч надежды, скользнув по губам
Горло сдавит арканом
Дай мне взгляд — я тобою пленен,
Дай мне руку — я таял облаткой
В твоей воспаленной гортани…

Жизнь слепила погоней
В потоке расплывшихся истин
Ты ведь так и не понял
Какой в этом смысл — бери,
Я даю тебе смысл
Так прими, проколи мне хребет копием
Почерпни меня лжицей
Пролей мою душу
В прогорклые соты столетий
Холод и Пламень!
Веруй, пусть вырвана воля из вен,
Но артерия вымокла кровью
И каплями кормит грудину и Камень,
Пронзенный, стучащийся Камень Боль!

Воды бредят пробиться вовне
Но преграда при устье легла
Сон твой тягостно влажен и сладок
Вверх, на взметнувшейся к звездам волне
Что пролиться вовне не смогла
Распадайся на взвесь и осадок!…

Тихо плывем над Землей,
Под бесплотною, нервной стопой
Не преклонятся травы…
Мальчик, я болен тобой,
Я веду тебя тропами ветра
Сквозь кроны дубравы
Мы у грани могущества, мальчик,
Мы в жерле погони
И не лги, что ты волен и свят
Ты пленен и неволен.

Я раскрыл пред тобой небосвод!
Времена изменяют свой ход
Посмотри на ладони…
Беспредельная сладость свободы
Отринуть свободу
Лишь во властном объятии
Солнцем пронизанных рук
Ты пройдешь
За хрустальные своды.

О, ты прав, эти пальцы так больно тонки,
Но смотри — обнажаю предплечье — ты видишь?
Расплавленным блеском
Обвил мне запястье Браслет саламандры
Там, внизу, У излучины мертвой реки,
Тростниковою флейтой на черном песке
Мной начертана ветвь олеандра,
Бьется пламя в пантакле меандра.

Прочь!
В этом пламени — морока плен,
Это магия рвется из рук,
Трепеща в переливах сапфира Ночь!
Адаманты на черном крыле
Путь изогнут, как царственный лук,
Пронизай средоточие мира!…