Сергей Калугин - Nigredo

Не знал я, какая разбужена сила
Сверканием наших клинков,
И битва кипела, и битва бурлила
Под черной грядой облаков!

Чья клубится на востоке полупризрачная тень?
Чьи хрустальные дороги разомкнули ночь и день?
Кто шестом коснулся неба, кто шестом проник до дна?
Чьим нагрудным амулетом служат Солнце и Луна?
Се, грядущий на баркасе по ветрам осенних бурь,
Три зрачка горят на глазе, перевернутом вовнутрь.
Се, влекомый нашей схваткой правит путь свой в вышине,
И горят четыре зрака на глазу, что зрит вовне…

И рухнул мне под ноги брат обагренный,
И крик бесновавшихся птиц
Метался над камнем, где стыл побежденный,
Сочась пустотою глазниц.

И глаз наживил я, и бросил под глыбу,
Где волны кружатся кольцом
Удача была мне, я выловил Рыбу
С чужим человечьим лицом.

Я рыбы отведал, и пали покровы,
Я видел сквозь марево дня,
Как движется по небу витязь багровый,
Чье око взыскует меня.

Ладони я вскинул — но видел сквозь руки,
И вот мне вонзились в лице
Четыре зрачка на пылающем круге
В кровавом и страшном кольце.

И мысли мне выжгло, и память застыла,
И вот я отправился в путь,
И шел я на север, и птица парила,
И взгляд мой струился как ртуть.

Я спал под корнями поваленных елей,
А ел я бруснику и мед,
Я выткал надорванный крик коростеля
Над зыбью вечерних болот.

И в странах бескрайнего льда и заката,
Где стынет под веком слеза,
Пою я о брате, зарезавшем брата
За Рыбу, чья пища — глаза…

Слабый шорох вдоль стен
Мягкий бархатный стук
Ваша поступь легка
Шаг с мыска на каблук
И подернуты страстью зрачки,
словно пленкой мазутной
Любопытство и робость
Истома и страх
Сладко кружится пропасть
И стон на губах
Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.

Я изрядный танцор — прикоснитесь желаньем, я выйду
Обратите внимание — щеголь, красавец и фат
Лишь слегка потускнел мой камзол, изукрашенный пылью
Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят.

На стене молоток
Бейте прямо в стекло
И осколков поток
Рухнет больно и зло
Вы падете без вывертов — ярко, но просто, поверьте.
Дребезг треснувшей жизни
Хрустальный трезвон
Тризна в горней отчизне
Трезво взрезан виссон
Я пред Вами, а Вы предо мной — киска, зубки ощерьте

И оркестр из шести богомолов ударит в литавры
Я сожму Вашу талию в тонких костлявых руках
Первый танец — кадриль, на широких лопатках кентавра
Сорок бешенных па по-над бездной, чье детище — мрак.

Кто сказал "Казанова не знает любви" — тот не понял вопроса
Мной изведан полет на хвосте перетертого троса
Ржавый скрежет лебедок и блоков — мелодия бреда
Казанова, прогнувшись, касаткой ныряет в поклон менуэта

За ключицу держитесь
Безудержный пляс
Не глядите в замочные скважины глаз
Там, под крышкою черепа, — пыль и сушеные мухи

Я рукой в три кольца обовью Ваш каркас
А затем куртуазно отщелкаю вальс
Кастаньетами желтых зубов
Возле Вашего нежного уха.
Нет дороги назад — перекрыта и взорвана трасса
И не рвитесь из рук — время криво, и вряд ли право
Серный дым заклубился — скользим по кускам обгорелого мяса
Вдоль багряных чертогов Властителя Века Сего.

Что Вы вздрогнули, детка, Не Армагеддон.
Это яростный рев Похотливых валторн
В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной особы.
И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой
Вам же нравится пропасть
Так рвитесь за мной
Будет бал в любострастии ложа из приторной сдобы

Плошки с беличьим жиром во мраке призывно мерцают
Канделябры свихнувшейся, пряной, развратной любви
Шаг с карниза, рывок на асфальт, где червем отмокает
Прах решенья бороться с вакхическим пульсом в крови.

Кто сказал Казанова чарует лишь с целью маневра?
Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва
Мой полет сокрушит Гималаи и гордые Анды
В монотонной свирепости черной и злой сарабанды

Треск разорванной ткани
Бесстыдная мгла
В обнаженной нирване
Схлестнулись тела
Шорох кожистых крыл — нас баюкают ангелы ночи
Диким хмелем обвейся
И стыло смотри
Как звезда эдельвейса
Раскрылась внутри
Как вибрирует в плеске соития мой позвоночник